– И еще кое-что, – говорит папа. – Брат сказал, что в Гдетотам впервые попало существо, способное пользоваться магией, несмотря на железный купол. Поэтому в последнее время менять стражу стало сложнее. Обычно рыцари сменяются каждые две недели. Но единственное средство связи со стражниками у ворот Страны Чудес – механические почтовые голуби. Стражи всегда берут с собой дополнительные припасы на случай форс-мажора, но и они вот-вот закончатся. Кем бы ни было это существо, оно достаточно сильно, чтобы сотрясать землю и менять облик мира. Оно не пользуется популярностью среди товарищей по несчастью. Остальные пленники злятся и завидуют. Возможно, мы окажемся в зоне военных действий.

Я напрягаюсь. Хотя я не впервые оказываюсь в потревоженном иномирье, папины новости застигают меня врасплох.

– Я думала, что буду там единственной, кто способен пользоваться магией.

– Да, я тоже так думал, – отвечает папа, сует в рот треугольный кусочек хлеба и жует.

Невыразимая тревога скользит по его лицу, как грозовая туча.

– А если это Червонная Королева? – спрашиваю я.

– Она не утратила там магию? Но как?

– Не знаю. Но именно теперь… вряд ли это простое совпадение. Может быть, железо не действует на нее, потому что Королева, чисто технически, обитает в теле цветка-зомби.

Я закрываю глаза, вспомнив эту картину. Нет, я не отступлю. Хватить бегать от Королевы, от своих ошибок, от собственного предназначения. Так или иначе, царству страха должен прийти конец.

Папа берет меня за руку. Я открываю глаза и вижу, как у него подергивается веко.

– Ты до сих пор не объяснила, почему оказалась в купе, на двери которого было написано ее имя, – говорит он и крепче стискивает пальцы. – Не надо лишних неприятностей. Королева получила по заслугам. Она там, где должна быть. Мы войдем, заберем Джеба и выйдем через ворота. Никаких взаимодействий с кем бы то ни было. Никаких задержек ради мести или старых долгов. Договорились?

Дневник у меня на шее кажется тяжелым, как кирпич, невзирая на кукольный размер. Наша миссия не ограничивается Джебом. Мы должны спасти еще кое-кого. Я не уйду из Гдетотам, не забрав Джеба и Морфея и не уничтожив Червонную Королеву полностью.

Папа допивает воду.

– Элли, ответь. Мы должны быть откровенны друг с другом.

Он прерывается на полуслове: слышится лязг посуды, и Губерт ставит на стол дымящуюся еду, воду и кофе для папы. Подземец яростно смотрит в мою сторону, прежде чем зашагать обратно на кухню.

– Превосходные манеры, – говорю я – громче, чем следовало.

Папа морщится, а хозяин таверны останавливается и ковыляет обратно. Его белая скорлупа, украшенная бусинами и мишурой, делается красной.

– Когда я в следующий раз тебя увижу, – произносит Губерт, указав на меня подносом, – ты либо будешь лежать в гробу, либо с пинком вылетишь из нашего королевства за безответственное поведение. Так или иначе, наслаждайся своим последним ужином в статусе Червонной Королевы.

Мы с папой остаемся в пустой столовой, и металлический лязг мечей повисает между нами, как похоронный звон.

Когда папа отправляется с дядей Берни, чтобы собрать в дорогу оружие и попрактиковаться в фехтовании, я пускаюсь бродить по коридорам в поисках Чешика.

Я боюсь звать его громко, помня реакцию Губерта и то, что многие его клиенты-подземцы разделяют мнение хозяина таверны. Вместо этого я зову Чешика мысленно, надеясь, что у меня есть такая же способность, как у Морфея. Возможно, все подземцы обладают телепатическим даром, который я сумею развить и у себя.

Дверь открывается, и я ныряю в тень. Выходит горничная, толкая тележку с принадлежностями для уборки. Вместо колес у тележки полозья, как у саней, поэтому она гладко движется по мягкому полу. Когда горничная проходит мимо, в нос мне ударяет запах молотого перца и моющего средства.

В профиль она похожа на бульдога – у нее плоский мокрый нос, и из-за этого она сопит и чихает при каждом вдохе. Тело – как у поросенка, а вместо рук клешни. Зеленоватые щеки, локти и колени, которые виднеются из-под короткого платья, покрывает клочковатый мех.

На тележке лежат кучей три прозрачных комбинезона с капюшонами. Они видны только благодаря складкам, которые выделяются в воздухе. Похоже, Ящерка Билль отправил в стирку свои костюмы из шелка-симулякра.

«Он соединяется с сознанием носителя и отражает то, что находится вокруг. Посторонние видят только те части тела, которые не скрыты одеждой… Это удобней, чем кажется».

Да уж, не сомневаюсь, Губерт. Если мы с папой сделаемся невидимыми, будет несложно провести нас сквозь ворота Гдетотам. А поскольку мы идем в зону военных действий, камуфляж не помешает.

Я шагаю за горничной, размышляя, как бы добыть костюмы. Видимо, придется прибегнуть к магии.

– Извините, – негромко говорю я.

Она с ворчанием поворачивается. На металлическом бейджике блестит выгравированное слово «Герцогиня». В общем, она симпатичнее герцогини на рисунке в книжке. Понятия не имею, отчего герцогиня убирает комнаты в таверне. Разве что она тоже застряла здесь из-за меня. В таком случае вряд ли стоит представляться.

– Чего тебе? – ворчит она.

Зубы у нее похожи на перчинки, совсем как у того свинообразного существа, которое я встретила на пиру в прошлом году. Это был сын герцогини. Он дал нам перец, чтобы разбудить Мартовского Зайца и компанию. Семейное сходство налицо.

– Мне нужны чистые полотенца, – говорю я.

Пока она будет возиться в нижнем отделении тележки, я схвачу сверху комбинезоны и удеру.

– Это бархатные халаты, а не полотенца. Для самых дорогих клиентов. У хозяина они все на счету. Если хоть один пропадет, вычтут из жалованья, – отвечает она и отмахивается от меня метелочкой.

Я хватаюсь за перья, а она крепче вцепляется в рукоятку. Мы как будто перетягиваем канат.

– Твой хозяин не будет возражать, если ты дашь мне один халат, – настаиваю я. – Мы давние друзья.

Эта ложь одинаково неприятна на слух и на вкус, но какая разница? За плечом у горничной появляется облачко блестящего оранжевого тумана, тихое и незаметное. Прежде чем Чешик успевает материализоваться, я догадываюсь, что это он.

И подавляю улыбку. Он таки меня услышал.

Я мысленно объясняю ему, что мне надо, и Чешик кланяется, улыбаясь широко и лукаво. Он всегда готов без расспросов броситься в гущу событий, просто ради удовольствия. Неудивительно, что Морфей считает его ценным соратником.

– Так, насчет халатов, – говорю я свинообразной горничной. – Мне нужен всего один. Можешь сказать Губерту, что он отрастил ноги и ушел сам.

Я чуть заметно киваю Чешику. Взметнувшись вихрем рыже-серых полосок, он ныряет в груду бархатных халатов, сложенных на тележке.