Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он ставит на стол стакан воды и корзинку с горячими булочками, затем протягивает мне меню.
– Мой клиент, на которого ты глазеешь. На нем костюм с капюшоном, сделанный из шелка-симулякра. Его получают от волшебных телепатических шелкопрядов. Он соединяется с сознанием носителя и отражает то, что находится вокруг. Посторонние видят только те части тела, которые не скрыты одеждой. Ловко, а? Гораздо удобнее, чем можно подумать.
Желтые глаза, красный нос и широкий рот напоминают мне человека-яйцо, которого я встретила в Стране Чудес. И я не могу удержаться.
– Шелти?
– Ну нет, – кисло отвечает тот. – Я Губерт. А тебя что, никто не учил знакомиться, как положено?
Ого. Он даже говорит как Шелти. Я прищуриваюсь.
– Хм…
– Ну, ты так и будешь сидеть тут и тупить или что-нибудь закажешь?
Одна рука, похожая на ножку богомола, поправляет воротничок под подбородком, а другая балансирует подносом, на котором лежат блокнот и ручка. Губерт ждет моего ответа.
– Вы его брат? – спрашиваю я, отодвинув меню.
Булочки пахнут так вкусно, что я не удерживаюсь, хватаю одну и впиваюсь в нее зубами.
Губерт краснеет.
– О. Понимаю. Если мы одинаковой формы и цвета, значит, обязательно родственники, так? Те же яйца, только в профиль.
– Э… нет. Просто ты работаешь здесь, а таверна названа в его честь, – говорю я, жуя булочку. – Вот я и подумала, что это ваш семейный бизнес.
– Во-первых, – сердито отвечает Губерт, – я бы попросил тебя не разговаривать с набитым ртом. А во-вторых, если ты посмотришь на меню, то увидишь, что таверна называется «У Шелти и Губерта». Ленивые клиенты несколько столетий подряд сокращали название. Но оно прямо перед тобой, черным по белому, и уж, пожалуйста, не сокращай.
– Значит, вы партнеры.
– Точней сказать, были.
Я вздрагиваю.
– Хорошо. Извини. Я просто подумала…
– Пфа! Я знаю всё про тебя и твои дурацкие мысли.
Он машет тоненькой рукой.
– Это ты обрушила кроличью нору.
Мои щеки тоже начинают заливаться краской, а последний кусок булочки превращается в клейкий комок, слишком большой, чтобы его проглотить.
– Я… я… я не нарочно!
– Не нарочно! – красными делаются не только щеки Губерта, но и всё тело.
Я боюсь, что он вот-вот взорвется, и декоративные бусины разлетятся, рикошетя от мягких стен и от пола, как пули.
– Из-за такого же «не нарочно» треснула скорлупа Шелти, и он вынужден был удалиться в сад душ!
Тыча вилкой в хлебную корзинку, я хмурюсь.
– Ну… да. Он упал со стены. А потом споткнулся о голову Чешика.
– Его столкнули. Столкнули со стены. Твоя прапрапрабабушка. Чтобы Шелти свалился на голову Белла Кроллика. Чтобы его содержимое обварило беднягу, чтобы у того всё мясо слезло с костей – и чтобы Червонная Королева могла «спасти» Кроллика.
Я качаю головой:
– На Кроллика наложили злое заклятие…
– Да, злое. Но не заклятие. Наши внутренности подобны кислоте. Если только у тебя нет исцеляющего зелья. И, разумеется, у Червонной Королевы оно как раз оказалось под рукой. Очень кстати.
Губерт фыркает:
– Почему, ты думаешь, Шелти попал на кладбище, под опеку Первой Сестры? Просто из-за своей души? После двух падений он так потрескался, что его уже нельзя было залатать. Он представлял собой угрозу для окружающих. Вот почему здесь всё обито подушками, чтобы я не навлек такую же беду на клиентов.
Теперь понятно, почему Губерт похож на яйцо Фаберже. Он сам себя чинит. Как только на скорлупе появляется трещина, он на нее что-нибудь наклеивает.
– Но это нелогично, – говорю я, понимая в то же время, что Страна Чудес и логика слабо совместимы. – Червонная Королева подстроила несчастный случай, чтобы получить власть над Кролликом? Да к такой могущественной правительнице верные подданные должны сбегаться сами.
Из ямы доносится шум. Я вижу, как папа помогает брату встать. Остальные рыцари, собравшись вокруг, поздравляют его. Они улыбаются и смеются, даже дядя Берни.
Губерт сует мне меню.
– Ты, кажется, много знаешь про Червонную Королеву, – говорю я, гневно глядя на него.
Он хмурится:
– Я слышал это от надежного источника. Твоя прапрапрабабушка посетила мою таверну. И ее соотечественник, Кроллик, был с ней. Он и рассказал мне, как она спасла его. Но я уже знал правду от Шелти.
– Червонная Королева была здесь? В человеческом мире? Ты имеешь в виду – после того как ее изгнали из Страны Чудес?
Еще прежде чем этот вопрос срывается с моих губ, я понимаю, что где-то тут ошибка. После своего изгнания Червонная Королева явилась бы сюда в обличье Алисы – она ведь жила жизнью маленькой девочки из мира смертных.
– Она побывала здесь, еще когда была королевой, – говорит Губерт. – Задолго до того как эта поганка Алиса пробралась в кроличью нору и стала причиной всеобщего хаоса и падения Червонной Королевы.
У меня пересыхает во рту, и я делаю глоток воды.
– Но зачем Червонная Королева приходила сюда до истории с Алисой?
– Ты совсем дурочка? Она приходила, потому что страдала от одиночества. Муж изменял ей. Она как будто сама себя не помнила, а заодно позабыла и то, что венценосные родители учили ее быть доброй. Она даже забыла, как заводить друзей среди своего народа.
Сердитые и разрозненные воспоминания Червонной Королевы заслоняют мои мысли. Губерт понятия не имеет, в какой мере он прав насчет этой странной забывчивости – и насчет того, что она была не случайной.
– Она могла поверить, что кто-то ей предан, только если он был у нее в долгу, – продолжает человек-яйцо. – Похоже, это единственный способ, которым представители вашего рода могут обеспечить себе верность. Точно так же поступила ты, закрыв кроличью нору. Теперь все мы зависим от того, откроешь ли ты путь назад. Поэтому мы не можем уменьшить тебя до размеров букашки и раздавить ногой, как нам хотелось бы.
Пронзительный голос Губерта отдается эхом. Билль и его мохнатый сосед смотрят на нас. Увидев меня, они кривятся.
– Я совсем не такая, как Червонная Королева, – рычу я, потрясенная яростью, которая звучит в словах Губерта.
Хотя я уже заставила жука-кондуктора сделать по-моему… и вынудила папу съесть грибок и полететь на бабочке в Лондон, на другой край света. Но это же ради общей пользы.
Я стискиваю зубы.
– Я не тиран, в отличие от нее. Просто я… полна решимости.
– Она тоже. Полна решимости улучшить наш мир. Она так далеко зашла, что принялась изучать людей. Как будто они в чем-то лучше нас. Как будто мы должны стремиться стать такими, как они.