Господин Станжерсон. Ни моя дочь, ни я, сударь. У нас была такая срочная работа, что мы не могли терять ни секунды. Потому-то мы и не обращали ни на что внимания.

Вопрос. Ужинали вы в лаборатории?

Ответ. Да, по той же причине.

Вопрос. Для вас обычное дело – ужинать в лаборатории?

Ответ. Нет, ужинаем мы там редко.

Вопрос. Убийца не мог знать, что вы собирались в тот вечер ужинать в лаборатории?

Господин Станжерсон. Боже мой, сударь, думаю – нет… Я решил, вернее, мы с дочерью решили поужинать в лаборатории, когда возвращались около шести часов во флигель. В этот момент к нам подошел лесник, он задержал меня на минутку и попросил срочно пройти с ним осмотреть лес, который я велел срубить. У меня не было времени, и я отложил это дело на завтра, а так как лесник шел в замок, я попросил его передать метрдотелю, что мы будем ужинать в лаборатории. Лесник отправился исполнять мое поручение, а я пошел к дочери, которой отдал ключ от флигеля: она оставила его в двери. Когда я вернулся, дочь уже работала.

Вопрос. Мадемуазель, в котором часу вы ушли в свою комнату, когда ваш отец оставался еще работать?

Мадемуазель Станжерсон. В полночь.

Вопрос. В течение вечера папаша Жак заходил в Желтую комнату?

Ответ. Да, чтобы закрыть ставни и зажечь ночник, как обычно по вечерам…

Вопрос. Он не заметил ничего подозрительного?

Ответ. Не думаю, иначе он сказал бы нам. Папаша Жак – славный человек, он очень любит меня.

Вопрос. Вы утверждаете, господин Станжерсон, что папаша Жак не покидал затем лаборатории, что он все время оставался с вами?

Господин Станжерсон. Я в этом уверен. На этот счет у меня нет никаких сомнений.

Вопрос. Мадемуазель, войдя к себе в комнату, вы сразу же заперли вашу дверь на ключ и на задвижку? Не слишком ли много предосторожностей? Ведь вы знали, что рядом находятся ваш отец и ваш слуга. Значит, вы чего-то боялись?

Ответ. Мой отец вскоре собирался вернуться в замок, а папаша Жак должен был пойти спать. И потом, я действительно имела основания для опасений.

Вопрос. Вероятно, опасения были настолько серьезны, что вы взяли револьвер папаши Жака, ничего не сказав ему об этом?

Ответ. Верно, я никого не хотела пугать, к тому же все мои страхи могли оказаться пустым ребячеством.

Вопрос. Чего же вы все-таки боялись?

Ответ. Не могу вам в точности объяснить, но вот уже несколько ночей мне казалось, будто я слышу в парке, и за оградой, и возле самого флигеля какой-то необычный шум, иногда шаги, треск сучьев. В ночь накануне покушения после нашего возвращения из Елисейского дворца я легла очень поздно, не раньше трех часов утра, так вот, подойдя на минутку к окну, я заметила чьи-то тени, я в этом почти уверена…

Вопрос. Сколько теней?

Ответ. Две тени кружили вокруг пруда… Потом луна скрылась, и я ничего больше не видела. Обычно в это время года я уже возвращаюсь в свои апартаменты в замок, а вместе с тем и к зимним привычкам. Но сейчас я решила, что не уйду из флигеля до тех пор, пока отец не закончит доклад для Академии наук по итогам работ относительно распада материи. Мне не хотелось вносить какие-либо изменения в установившийся ритм нашей жизни, я боялась помешать завершению столь важной работы, ведь оставалось всего несколько дней. Надеюсь, вы понимаете, что я не хотела тревожить отца своими детскими страхами и не стала ничего рассказывать папаше Жаку, который наверняка проговорился бы. Во всяком случае, я знала, что папаша Жак держит револьвер в своей тумбочке, поэтому днем, воспользовавшись его отсутствием, я быстро поднялась на чердак и взяла оружие, чтобы положить его к себе в ящик ночного столика.

Вопрос. Как вы думаете, у вас есть враги?

Ответ. Конечно, нет.

Вопрос. Поймите, мадемуазель, такие необычайные предосторожности не могут не вызвать удивления.

Господин Станжерсон. И в самом деле, дитя мое, предосторожности, прямо скажем, поразительные.

Ответ. Говорю же вам, что вот уже две ночи я не могла спать спокойно, и было от чего встревожиться.

Господин Станжерсон. Тебе следовало сказать мне об этом. Твое поведение непростительно. Мы могли бы избежать несчастья!

Вопрос. Мадемуазель, значит, заперев дверь Желтой комнаты, вы легли?

Ответ. Да, а устав, я обычно сразу засыпаю.

Вопрос. Ночник остался гореть?

Ответ. Да, но свет от него такой слабый…

Вопрос. Итак, мадемуазель, прошу вас, изложите последовательно, что произошло дальше?

Ответ. Не знаю, долго ли я спала, но только вдруг проснулась… И громко закричала…

Господин Станжерсон. Да, крик был ужасный… «Помогите!..» Он до сих пор звучит у меня в ушах…

Вопрос. Вы громко закричали?

Ответ. Да. В моей комнате я увидела какого-то мужчину. Он бросился ко мне, схватил меня за горло и стал душить. Я едва не задохнулась, но тут мне удалось все-таки выхватить из приоткрытого ящика револьвер, который я туда положила. К счастью, он был заряжен. В этот момент мужчина сбросил меня с кровати на пол и замахнулся, целясь в голову чем-то вроде дубинки. Я выстрелила. Но тут же почувствовала необыкновенной силы удар, страшный удар в голову. Все это, господин следователь, произошло гораздо быстрее, чем я рассказываю, а дальше я ничего не помню.

Вопрос. Совсем ничего?.. Вы не представляете себе, каким образом убийца убежал из вашей комнаты?

Ответ. Понятия не имею… Я ничего больше не знаю. Разве после смерти знаешь, что происходит вокруг тебя?!

Вопрос. Этот мужчина был высокий или маленького роста?

Ответ. Я видела одну только тень, она показалась мне огромной…

Вопрос. Вы не можете сообщить нам никаких дополнительных примет?

Ответ. Сударь, я ничего больше не знаю. Какой-то мужчина набросился на меня, я в него выстрелила… Больше мне нечего вам сказать…

На этом заканчивался допрос мадемуазель Станжерсон. Жозеф Рультабий терпеливо дожидался господина Робера Дарзака. И тот не замедлил появиться.

Он слушал допрос в комнате, прилегающей к спальне мадемуазель Станжерсон, и передал его нашему другу с большой точностью, запомнив все до последней мелочи, но главное, что меня опять поразило, – это его покорность. Благодаря записям, сделанным им наспех карандашом, он сумел почти дословно воспроизвести все вопросы и ответы.

По правде говоря, господин Дарзак похож был на секретаря моего юного друга и вел себя так, словно ни в чем не мог отказать ему. Даже более того, казалось, будто он работает на него.