Он вопросительно посмотрел на старика.

Старик вздохнул.

— Я начал с приятных воспоминаний. Мой предыдущий провал многому меня научил. — Он снова вздохнул. — Будет много боли. Но начинать с этого необязательно.

— Я храбрый. Правда. — Джонас выпрямился.

Старик пристально посмотрел на него.

— Я вижу, — улыбнулся он. — Ну, раз ты так хочешь, думаю, у меня хватит сил еще на один сеанс. Ложись обратно. Это воспоминание будет последним на сегодня.

Джонас с радостью послушался. Он закрыл глаза. И опять почувствовал руки на своей спине, ощутил тепло солнечного света, идущего с неба. На этот раз, купаясь в солнечных лучах, он чувствовал, как проходит время — обычный Джонас понимал, что прошла всего минута или две, но другой, принимающий воспоминания Джонас знал, что лежит на солнце уже несколько часов.

Солнце жгло кожу. Он попытался подняться, но почувствовал резкую боль во всем теле.

— Ай! — вскрикнул он, и от этого стало больно лицу.

Он знал, что есть какое-то слово, но было так больно, что он не мог его поймать.

Потом все закончилось. Джонас открыл глаза, все еще морщась от боли.

— Было больно, — сказал он старику, — и я не смог принять слово.

— Это был солнечный ожог.

— Очень больно. Но я рад, что вы мне это показали. Было интересно. И теперь я понимаю, о чем меня предупреждали.

Старик не ответил. Он молчал. Потом сказал:

— Вставай. Тебе пора домой.

Они вместе подошли к двери. Джонас надел форму.

— До свидания, сэр. Спасибо за этот первый день.

Старик кивнул. Он выглядел изможденным и печальным.

— Сэр? — робко начал Джонас.

— Да? Ты хочешь что-то спросить?

— Ну, просто я не знаю, как вас зовут. Я думал, вы Принимающий, но вы сказали, что теперь Принимающий я. Так что я не знаю, как мне вас называть.

Старик опустился в мягкое кресло. Он повел плечами, словно пытаясь избавиться от неприятного ощущения. Он выглядел очень усталым.

— Зови меня Дающий, — сказал он Джонасу.

— Ну, как тебе спалось, Джонас? — спросила Мать за завтраком. — Без сновидений?

Джонас улыбнулся. Он не был готов лгать, но и правду говорить не хотел.

— Я очень крепко спал, — сказал он.

— Ему бы тоже не помешало, — сказал Отец, наклоняясь к Гэбриэлу.

Тот размахивал кулачком, лежа в корзинке на полу. В углу корзинки сидел плюшевый бегемот, тараща пустые глаза.

— Да уж, — закатила глаза Мать. — Он очень часто просыпается ночью.

Джонас не слышал малыша, потому что спал действительно очень крепко. Но сны он видел.

Снова и снова он спускался по заснеженному холму. Во сне ему казалось, что у него есть какая-то цель — что-то (он не мог понять что), находившееся дальше, чем подножие холма, где его санки зарывались в снег.

Проснувшись, он все еще думал о том, что очень хочет, что ему просто необходимо добраться до этого чего-то. Что там его ждет что-то очень хорошее. Приятное. И важное.

Но он не знал, как туда попасть.

В школе сегодня все шло не совсем как всегда. Уроки были те же: язык и средства общения, наука и техника, право и управление. Но во время перерывов на отдых и обед другие Двенадцатилетние без умолку трещали про свой первый день обучения. Все говорили одновременно, перебивая друг друга, тут же извиняясь, а потом в запале перебивая снова, чтобы наконец рассказать о своем новом опыте.

Джонас слушал. Он отлично помнил, что ему нельзя обсуждать обучение. Да он и не смог бы. Как описать друзьям то, что он испытал в Пристройке? Как рассказать им про санки, не объяснив, что такое холм и снег? И как расскажешь про холм и снег тому, кто никогда не поднимался на высоту, никогда не ощущал ветра на своем лице, никогда не чувствовал удивительный, игольчатый холод? Годы обучения правильному языку не помогут найти слов и для описания солнечного света.

Так что Джонасу оставалось только сидеть и слушать остальных.

После школы он опять отправился к Дому Старых вместе с Фионой.

— Я искала тебя вчера, чтобы вместе поехать домой. Твой велосипед все еще был тут, так что я подождала немного. Но было уже поздно, и я уехала.

— Приношу свои извинения за то, что заставил тебя ждать, — сказал Джонас.

— Принимаю твои извинения, — машинально ответила Фиона.

— Я задержался дольше, чем ожидал, — сказал Джонас.

Девочка сосредоточенно крутила педали. Джонас понимал, что она ждет его объяснений. Его рассказа о первом дне. Но спросить не может — это было бы грубо.

— Ты провела столько часов добровольной работы со Старыми, — сменил тему Джонас. — Ты, наверное, уже все знаешь.

— Что ты, мне еще столько всего предстоит выучить! — ответила Фиона. — Административная работа, диеты, наказания за непослушание — представляешь, Старых наказывают так же, как малышей! И еще есть трудовая терапия, и активный отдых, и лекарства, и…

Они подъехали к зданию и слезли с велосипедов.

— Мне здесь нравится гораздо больше, чем в школе, — призналась Фиона.

— Мне тоже, — сказал Джонас, ставя велосипед на стоянку.

Она постояла секунду, словно надеясь, что Джонас продолжит рассказ. Затем посмотрела на часы, попрощалась и побежала ко входу.

Джонас застыл в изумлении. Это произошло снова — то, что он теперь мысленно называл Видеть Дальше. Теперь так же мимолетно и необъяснимо изменилась Фиона. Это случилось, когда она открыла дверь, чтобы войти. Но когда Джонас попытался восстановить этот момент в памяти, он понял, что она изменилась не вся. Только волосы. И только на короткое мгновение.

Джонас задумался. Это точно начало случаться чаще. Сначала яблоко, несколько недель назад. Потом люди в Лектории — всего два дня назад. А сегодня — волосы Фионы.

Нахмурившись, Джонас пошел к Пристройке. «Я спрошу у Дающего», — решил он.

Старик улыбнулся Джонасу, когда тот вошел. Он уже сидел рядом с кроватью и казался гораздо более бодрым, даже каким-то обновленным. Он явно обрадовался Джонасу.

— Здравствуй. Нам пора начинать. Ты опоздал на минуту.

— Я приношу… — начал Джонас, но осекся, вспомнив, что тут не принято извиняться.

Он снял форму и направился к кровати.

— Я опоздал, потому что кое-что случилось, — объяснил Джонас. — И я хочу спросить у вас, что это было, если вы не возражаете.

— Можешь спрашивать о чем угодно.

Джонас постарался как можно яснее представить себе то, о чем собирался рассказать.