Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обед был накрыт в кремлевской Грановитой Палате, причем размещение вызвало значительные дипломатические споры. По словам Иоганны, императрица сначала хотела, чтобы она присоединилась к ней и молодой паре возле трона, но ее враг (вероятно, граф Бестужев, хотя она не называет его) разместил там иностранных послов, дабы воспрепятствовать такому предпочтительному обращению, и заявил, что они тоже хотят присутствовать на обеде и не могут позволить принцессе мелкого немецкого княжества демонстрировать свое превосходство. Императрица разрешила проблему, рассеяв всех по нескольким залам. Она, Петр и Екатерина обедали одни в тронном зале, в то время как Иоганну обслуживали за отдельным столом в помещении этажом выше, откуда она видела императорское трио, а они видели ее. Дипломатический корпус сидел в другом помещении. Во время обеда было произнесено пять тостов — за императрицу, великого князя, великую княгиню, духовенство и верноподданных. Первые три сопровождались пушечными залпами.
После трапезы все разошлись на двухчасовой отдых, а в девять часов вечера в тронном зале начался бал. Открывали его великие князь и княгиня. Петр взял в партнерши императрицу, а Екатерину вел датский посол. Бал продолжался около четырех часов. Избранная группа, состоявшая из императрицы, Петра, Екатерины, Иоганны, принца и принцессы Гессен-Гомбургских и послов Англии, Голштина и Дании, танцевала на ковре у трона, а остальные — в другом конце зала. В помещении необычной конструкции со сводчатым потолком, поддерживаемым одной большой колонной в центре, стало ужасно жарко и многолюдно. Во время бала Кремль сиял, все пространство вокруг него было освещено и без конца стреляли пушки. Этот утомительный день, первый в жизни Екатерины в качестве великой княгини всея Руси, наконец закончился в два часа утра ужином в узком кругу.
2. Помолвка и свадьба
(1744–1745)
Я хотела быть русской, чтобы русские любили меня.
На следующий день после помолвки великой княгине играли военные оркестры — трубы, тимпаны, гобои и барабаны, — а музыканты с церковными певчими исполняли итальянскую музыку. Итальянский хормейстер императрицы Франческо Арайя специально для этого случая сочинил новое музыкальное произведение. Мануфактурщики принесли ей в подарок материалы и ленты (вероятно, правильнее было бы назвать это образцами) в надежде получить новую заказчицу, а императрица подарила звезду и крест Святой Екатерины, обрамленные бриллиантами, которые, по словам Иоганны, стоили семьдесят тысяч рублей{42}. Императрица также выделила ей на содержание тридцать тысяч рублей ежегодно. Первое, что сделала Екатерина, получив независимость и относительное богатство (до того, как поняла, что тридцати тысяч рублей не хватит надолго среди экстравагантного двора Елизаветы), — это написала отцу и предложила заплатить за лечение больного младшего брата. Она также вкратце сообщила об обращении и помолвке, отправив родственникам лишь отчасти правдивую информацию — вроде того, что к ее имени императрица добавила имя «Екатерина». Она не упомянула об отчестве «Алексеевна». И это понятно, так как получение отчества означало символический разрыв ее связи с Христианом Августом{43}.
В то лето устраивались «балы, маскарады, фейерверки, иллюминации, ставились оперы и комедии»{44} — как часть официальных празднеств, отмечающих мир со Швецией (последняя война временно закончилась в 1743 году). Во время этих празднеств Екатерине впервые представили ее собственный двор: императрица отобрала для нее ряд придворных. Туда входили три молодых камер-юнкера (граф Захар Чернышев, граф Петр Бестужев-Рюмин и князь Александр Голицын — все говорили по-французски и по-немецки) и три гофмейстерины (две княгини Гагарины и мадемуазель Кошелева). Роль старшей и над этими придворными, и над самой молодой великой княгиней была возложена на гофмейстерину графиню Марию Румянцеву, которую Екатерина не очень любила и к которой Иоганна испытывала особую вражду, так как графиня Румянцева была в стане тех, кто не одобрял Иоганну с ее интригами. Теперь к этим интригам относилась также и любовная связь Иоганны с сорокалетним графом Иваном Бецким, камергером при дворе Елизаветы и незаконным сыном фельдмаршала князя Ивана Трубецкого.[14] Нельзя сказать, что графиня Румянцева, давно состоявшая при русском дворе, была незнакома с такими пассажами — она сама какое-то время была любовницей Петра Великого. Зато Екатерина очень ладила с ее дочерью Прасковьей, своей ровесницей. Девушки часто спали в одной комнате и любили «играть в шумные игры чуть не до утра»{45}.
В своих мемуарах Екатерина заявляет, что в период между помолвкой и замужеством гофмаршал Петра Брюммер несколько раз жаловался ей на поведение великого князя, надеясь, что она сможет оказать на него влияние. Однако она отказалась вмешиваться, боясь оттолкнуть жениха на этой ранней стадии. В целом молодые находили общество друг друга вполне занимательным — по крайней мере, по сравнению с обществом окружавших их взрослых. Екатерина описывает себя и Петра как «шумных», с «бьющим через край ощущением детства»{46}.
Во время празднований по поводу заключения мира Екатерина, Петр и Иоганна отправились в Киев (путь в 420 миль). Императрица последовала за ними через несколько дней. Иоганна и молодые люди пользовались во время путешествия максимально доступной свободой, оказавшись в одном экипаже (большая карета, загруженная постелями) с людьми, которые им нравились, и без тех, кто мог бы не одобрить их веселость — таких, как графиня Румянцева, гофмаршал Брюммер и фройляйн фон Кайн. Эти трое вместе с еще одним воспитателем Петра по имени Бергхольц ехали вместе в другом экипаже, где, по словам Екатерины, они «делали свои кислые замечания о нас, в то время как мы наслаждались обществом друг друга»{47}. Они миновали Серпухов и Тулу, въехали на Украину через Глухив (важный украинский город-крепость, который