«Учитель, сотвори ученика...»

Не сложилась личная жизнь, пришло увлечение роман­тичной и страстной натурой — Верой Александровной Со­ломон, эсеркой. Она втягивает молодого борца за справед­ливость в группу боевиков-эсеров, готовивших теракты. Разочарование в деятельности эсеров приводит его в боль­шевикам. И у них он участвует в подготовке терактов. На­конец, дождался справедливости — октябрьский перево­рот 1917 приносит народным массам свободу и социальное равенство. И вот тут Тихвинский разочаровывается в боль­шевистских идеях, выходит из партии... Крайне противо­речивая, по своему цельная личность... Но выход из партии для него еще не конец. Он ведь остается ученым, и зна­чит — жизнь осмысленна...

И еще раз совершим смещение во времени. Как помнит читатель, в 1911 г. Тихвинского, по требованию Министерства народного просвещения, как политически неблаго­надежного лишают профессорской кафедры. Но ведь у него нельзя отнять его идеи, его знания. Жизнь продолжа­ется. Он работает как инженер, разрабатывает в Баку в ла­боратории Товарищества братьев Нобель (ох, отольется ему еще знакомство с Нобелем...) технологию получения бензола и толуола. Коли государственные учреждения Рос­сийской империи отказывают ему в службе, он служит час­тной фирме. Заметим, не иностранной, ибо Э. Л. Нобель, по происхождению швед, был русским подданным с 1880 г. Кстати, после прихода к власти большевиков (почти до этого момента у него и работал М. М. Тихвинский) сотруд­ничал с ними, дружил даже с некоторыми из них, работав­шими в ВСНХ, и уж во всяком случае не давал никаких оснований для обвинения его в кознях против России и русского народа.

К истории взаимоотношений Тихвинского с Нобелем, имевшей для него трагические последствия, я еще вернусь. Здесь же отмечу, что уже с мая 1917 (февральская револю­ция сменила людей в министерских кабинетах) Михаил Михайлович вновь профессор Петербургского универси­тета. Кстати, некоторое время его студентом был Н. Н. Гор­бунов, будущий личный секретарь В. И. Ленина, с инте­ресом, должно быть, следивший в 1921 г. за перепиской Ильича, от которой зависела жизнь его бывшего профессо­ра. Автора этих строк, написавшего на заре перестройки книгу «Сердцем и именем Ленина», в которой он пытался разобраться с «объективными и субъективными фактора­ми российского большевизма», когда-то очень растрогал такой факт: умирает Ленин, и Н. Н. Горбунов снимает с себя орден Красного Знамени и прикрепляет к груди вож­дя, еще в Горках. Так что тот орден, который тысячи людей видели на груди Ленина в январские дни 1924 г., ему не принадлежал, Ленин не имел правительственных наград. Но охотно награждал соратников. Таких преданных, как Горбунов, — орденом, таких «отступников», как знакомый ему со времен первой российской революции Тихвин­ский, — пулей... Что же касается Горбунова, то его посту­пок и сегодня представляется красивым и трогательным: положить орден своему учителю на грудь. Только как быть с другим учителем, приговоренным в 1921 г., совсем недав­но, — к смерти за мифические преступления? Попытался Горбунов вступиться за него? Замолвил словечко за быв­шего профессора? Или учитель учителю — рознь? Не каж­дому хранишь преданность, не о каждом хранишь память? Ну да ладно, нашлись и в 1921 г. люди, попытавшиеся всту­питься за М. М. Тихвинского. Правда, среди них не оказа­лось самого Ильича! А он ведь так давно знал Михаила Ми­хайловича.

«И освобождения быть не может...»

Сразу после ареста профессора Русское физико-хими­ческое общество обратилось с ходатайством об освобожде­нии арестованного по делу контрреволюционной «Петрог­радской боевой организации» крупного специалиста в об­ласти химии профессора Тихвинского М. М. В этой связи 27 июля 1921 г. Председатель СНК В. И. Ульянов (Ленин) направил заместителю Председателя ВЧК И. С. Уншлихту письмо с просьбой «срочно сообщить причины ареста... в Петрограде химика Тихвинского и бывшего министра С. С. Манухина, и возможно ли их освобождение». Как ви­дим, не сразу Владимир Ильич отказался от старого зна­комца по большевистскому подполью.

Уже 29 июля 1921 г. Уншлихт в ответном письме Ильичу сообщает:

«Предсовнаркома тов. Ленину.

В ответ на Ваш запрос по делу арестованных гр. Ману­хина и Тихвинского согласно полученной справки из Пет­роградской губчека сообщаю, что они арестованы по делу Таганцева, на них имеются достаточно веские документы и материалы (единственная справка князя Ухтомского о жутком состоянии музейного дела! — Авт.) и освобождены они быть не могут. Более подробные сведения затребованы из Петроградской губчека с нарочным и при получении со­общу дополнительно...»

Председателем Петроградского губчека в период рас­следования «дела Таганцева» был член партии с 1906 г. Б. А. Семенов (1890—1940). На своей кровавой должнос­ти старый партиец находился с апреля по ноябрь 1921 г. Надо думать, подготовленная им справка показалась ру­ководителям ВЧК вполне убедительной, а им Ленин дове­рял, видимо, больше, чем лично знакомому М. М. Тихвин­скому...

И вот что еще парадоксально в этом странном деле: Ле­нин знал и ценил Тихвинского не только как «спеца» вре­мен подполья, но и как крайне нужного Советской России видного специалиста народного хозяйства. И, в отличие от документов, подтверждающих преступный характер дей­ствий профессора, которых на самом деле нет, — материа­лов, свидетельствующих о приносимой им Отечеству пользе, — множество. Да и сам В. И. Ленин не скрывал сво­его уважительного отношения к ученому, активно вклю­чившемуся в решение научно-технических проблем Со­ветской Республики. Так, в октябре 1920 г. Ленин в заметке (она опубликована в XXXVIII томе «Ленинского сборни­ка») писал: «Тихвинский консультировал с Артемьевым (по поводу взрывов на расстоянии...)».

М. М. Тихвинский был среди тех ученых (группа срав­нительно небольшая, обо всех участниках было известно Предсовнаркома), которые разработали и представили в НТО ВСНХ «Проект организации экспериментальной ма­стерской для консультации по конструированию, изготов­лению моделей, выполнению новых изобретений в натуре и т. д.».

8 декабря 1920 г. состоялось заседание коллегии НТО ВСНХ под председательством зам. председателя коллегии НТО ВСНХ М. Я. Лапирова-Скобло. Был утвержден, пос­ле обсуждения доклада о создании такой эксперименталь­ной мастерской по изобретениям, Ученый совет для обще­го руководства, организации и направления дел. В него во­шел и профессор М. М. Тихвинский.

Другой факт: в январе 1921 г. велись переговоры с гол­ландским нефтепромышленным синдикатом «Ройял- Датч» — о предоставлении ему прав на экспорт нефтепро­дуктов из Бакинского и Грозненского районов добычи не­фти. В связи с этим В. И. Ленин 1 февраля 1921 г. делает набросок Постановления СНК о нефтяных концессиях, где записывает: одобрить идею в принципе, начать перего­воры, послать «высококомпетентную комиссию в Баку и Грозный и заслушать ее доклад в краткий срок: 1. Губкин. 2. Тихвинский». Как говорится, хватило вождю двух паль­цев, чтобы перечислить ведущих специалистов отрасли... А вот уже и один палец загибает Ильич, когда речь идет о ко­нечной экспертизе: 8 февраля 1921 г. (до ареста ученого ос­таются считанные месяцы) В. И. Ленин пишет записку