Ибрагим несколько раз воспользовался уборной, а я старался обойтись без нее. Наконец я тоже пошел. Это было примерно в два часа дня.

— Ты любишь музыку? — спросил меня сопровождающий, когда мы остались одни.

— Да, конечно!

— Какую музыку?

— Хорошую!

— Рок-н-ролл? Кантри?

Я не был знаком с этими словами. Обычно я слушал немецкое радио с разной западной музыкой, но я не мог сказать, как какой вид назывался.

— Любую хорошую музыку, — ответил я.

Эта приятная беседа продолжилась тем, что он снял с меня мешок, чтобы я мог сделать дела. Это было нелегко, так как все мое тело было в цепях. Охранник осторожно посадил меня на скамью и приказал ждать в течение следующих нескольких часов. На следующие 48 часов нам запретили молиться.

Около четырех часов дня началась перевозка в аэропорт. К тому моменту я уже был живым трупом. Ноги не держали меня, позже охранникам придется тащить меня всю дорогу от Баграма до Гуантанамо.

Нас погрузили в грузовик, который доставил до аэропорта. Это заняло от пяти до десяти минут. Я был счастлив каждому движению, просто чтобы иметь возможность размять тело, так как боль в спине просто убивала меня. В грузовике мы сидели плечом к плечу. К сожалению, меня посадили лицом к задней части грузовика, поэтому меня немного тошнило. Охранники кричали на нас: «Никаких разговоров!» Я не знаю, сколько в грузовике было людей; все, что я знаю, это то, что справа от меня сидел один заключенный, слева — другой, а к спине прижимался третий. Всегда приятно ощущать тепло своих товарищей, странным образом это меня успокаивало.

Было очевидно, что мы прибыли в аэропорт, когда через наушники начал проникать звук авиационных двигателей. Грузовик сдавал назад, пока не подъехал вплотную к самолету. Охранники начали кричать на языке, который я не смог опознать. Я стал слышать звук, с каким тела бьются о пол. Два охранника хватали заключенных по очереди и бросали их другим двум охранникам на самолете. Те, кто кидали, кричали «код». Те, кто ловили, кричали в ответ, подтверждая прием посылки. Когда пришла моя очередь, двое охранников взяли меня за руки и за ноги и швырнули меня в сторону принимающей команды. Не помню, ударился я о пол или охранники поймали меня. Я перестал что-либо чувствовать, поэтому это не имело никакого значения.

Другая команда внутри самолета схватила меня и привязала к маленькому прямому сиденью. Ремень был такой тугой, что я не мог дышать. Я ударился о кондиционер, и один из охранников закричал: «Не двигаться. Не разговаривать!». Я не знал, как сказать «тугой» на английском. Я начал звать: «Охрана, охрана, ремень…» Никто не пришел мне на помощь. Я задыхался. Рот и нос мне закрывала маска, вдобавок на голове был мешок, не говоря уже о тугом ремне. Дышать было невозможно. Я продолжал говорить: «Охрана, сэр, я не могу дышать!.. Охрана, СЭР, пожалуйста». Но, казалось, будто мои просьбы о помощи затерялись в огромной пустыне.

Спустя пару минут Ибрагима швырнули справа от меня. Я не был уверен, что это он, но позже он сказал мне, что чувствовал мое присутствие. Каждый раз, когда охранник поправлял мои очки, я мог немного осмотреться. Я видел кабину летчика, которая была прямо передо мной. Я видел зеленую униформу команды сопровождения. Я видел тени других заключенных справа и слева от меня. «Мистер, прошу, мой ремень… больно…» — звал я. Когда крики охранников прекратились, я понял, что все заключенные оказались на борту. «Мистер, прошу… ремень…» Охранник не только не помог мне, он затянул ремень еще туже.

Теперь боль была невыносимой. Я чувствовал, что вот-вот умру. Я не мог не начать звать громче. «Мистер, я не могу дышать…» Один из солдат подошел и расслабил ремень, было не очень комфортно, но все лучше, чем раньше.

— Все еще тугой… — Я узнал это слово, когда он спросил меня: «Ремень тугой?»

— Больше я ничем не могу помочь.

Я перестал надеяться, что когда-либо избавлюсь от этого ремня.

— Я не могу дышать! — сказал я, показывая на нос.

Подошел охранник и снял маску с моего носа. Я глубоко вдохнул и почувствовал большое облегчение. Но, к моему ужасу, охранник снова надел маску на мои нос и рот. «Сэр, я не могу дышать… Охрана… Охрана…» Тот же парень вернулся, но вместо того чтобы снять маску, он снял с меня наушники и сказал: «Забудь об этом!». А потом вернул наушники обратно. Было невыносимо тяжело, но я все еще мог выжить. У меня было достаточно воздуха как раз для того, чтобы не умереть. Мне нужно было убедить свой мозг, что такого маленького количества воздуха достаточно.

Самолет поднялся в воздух. Охранник крикнул мне на ухо: «Я дам тебе лекарства, ты выглядишь ужасно». Он заставил меня принять несколько таблеток, дал мне яблоко и сэндвич с арахисовым маслом — единственная пища, которую нам дали с начала перевозки. С тех пор я ненавижу арахисовое масло. У меня совсем не было аппетита, но я притворялся, что ем сэндвич, чтобы охранники не наказали меня. Я всегда старался избегать контакта с этими жестокими охранниками до тех пор, пока это не было крайне необходимо. Я откусил сэндвич, а оставшуюся часть держал в руке, пока охранники не пришли убрать мусор. А с яблоками было сложно, ведь руки были привязаны к телу, а еще мешали рукавицы. Я зажал яблоко между руками, а голову согнул к телу, как акробат, чтобы откусить кусок. Одно неправильное движение, и яблока уже нет. Я пытался поспать, но каждая попытка вздремнуть проваливалась. Сиденья были прямые как стрелы и жесткие как камни.

Через пять часов самолет приземлился, и наши тела перенесли в другой самолет, возможно, большего размера. Самолет летел спокойно. Я был счастлив каждому изменению — изменению, которое может привести к улучшению ситуации. Но я ошибся, новый самолет не был лучше. Я знал, что Куба далеко, но я не думал, что настолько, особенно учитывая высокую скорость американских самолетов. В какой-то момент я подумал, что правительство хочет взорвать самолет над Атлантическим океаном и назвать это несчастным случаем, раз уж все заключенных допросили уже по тысяче раз. Но эта сумасшедшая идея беспокоила меня меньше всего. Почему меня вообще должна беспокоить небольшая боль во время смерти, после которой я попаду в рай на милость Божью. Жить по милости Божьей лучше, чем жить по милости Соединенных Штатов.

Казалось, самолет летел в далекое-далекое королевство. С каждой минутой я чувствовал все меньше, мое тело онемело. Помню, что один раз я попросил воспользоваться уборной. Охранники притащили меня в нужное место, затолкали меня в маленькую комнатку и сняли с меня штаны. Я не мог сделать дела в присутствии других. Но думаю, мне удалось выдавить из себя немного жидкости. Я просто хотел приехать, неважно куда! Любое место было бы лучше, чем этот самолет.

Спустя не знаю сколько часов самолет приземлился на Кубе. Охранники начали вытаскивать нас из самолета. «Вперед!.. Стоять!» Я не мог ходить, ноги не слушались меня. Я только теперь заметил, что потерял один ботинок. После тщательного осмотра вокруг самолета охранники начали командовать: «Вперед! Не разговаривать! Голову вниз! Шаг вперед!» Я понял только «не разговаривать», но это было неважно, все равно меня тащили охранники. Внутри грузовика охранники крикнули: «Сесть! Скрестить ноги!» Я не понял последнюю часть, но они согнули мне ноги. «Голову вниз!» — крикнул один из них, толкая мою голову к спине другого заключенного. Всю дорогу к лагерю женский голос кричал: «Без разговоров!» А мужской голос: «Не разговаривать!» Арабский переводчик ответственно, но неуклюже старался поспеть за своими американскими коллегами в переводе грубых и ругательных слов. «Держите голову низко». Меня раздражало, как общаются американцы. Я оставался в таком положении, пока не встретил других, хороших американцев. В то же время я думал о том, как они по-разному произносят одну и ту же команду. «Не разговаривать» и «Без разговоров». Это было любопытно.