— О, великие боги злодейства! — возопил он. —Снимите с меня узду, дайте мне сотворить зло, достойное вас! Я не прошу у вассил делать добро, но неужели вы не можете дать мне сверхчеловеческие способностик преступлениям? Эй вы, дикие небесные псы, дайте мне в руки вашу молнию, дайтемне ее хотя бы на один момент, и когда я уничтожу всех жителей этой поганойпланеты, вы увидите, как вскипает ярость в моих чреслах, и вашим собственнымогненным копьем поражу ваше мерзкое, подлое сердце.

Продолжая бормотать еще какие-то слова, уже совсемневразумительные, он набросился на своего сына Фаона, овладел им сзади,предоставив в распоряжение содомитов свое седалище, и приказал мне вырватьживое сердце из груди мальчика; я подала ему окровавленный трепещущий комочекплоти, он в один миг сожрал его, извергнулся и в следующий момент вонзил кинжалв грудь второго сына.

— Взгляни, Жюльетта, взгляни, мой ангел, что я сделал?Славная работа, не правда ли? Подтверди, что я достаточно запятнал себя кровьюи ужасами.

— Я содрогаюсь, глядя на вас, Нуарсей, но я всегда свами.

— Не думай, Жюльетта, что наша оргия закончена и что явыдохся.

Снова его блуждающий взор остановился на моей дочери, и яувидела, что эрекция его ужасна; он схватил Марианну, заломил ей руки, и егочудовищный инструмент ворвался в ее вагину.

— Бог ты мой, — заговорил он, захлебываясьсловами, — я схожу с ума от этого крохотного существа; разрази меня гром,если это не так. Что ты собираешься с ней делать, Жюльетта? Ведь ты же несентиментальная дура, ты не идиотка, чтобы испытывать чувства к этомупрезренному отродью, к этому порождению проклятого семени твоего мерзкого мужа,поэтому продай ее мне, Жюльетта, продай мне эту сучку, и мы оба совершим великийгрех: ты продашь свое дитя, а я куплю его только для того, чтобы предатьмучительной смерти. Да, Жюльетта, да, мы вместе убьем твою дочь. — В этотмомент он вытащил свой фаллос, наполненный адской силой, жутко сверкавший вбагровых отсветах пламени, которое бушевало в камине. — Посмотри, как этамысль будоражит мои чувства. Только погоди, не отвечай ничего до тех пор, покане примешь в себя парочку членов.

Во время совокупления никакое преступление не приводитчеловека в ужас, поэтому принимать решение всегда надлежит в те минуты, когдавы истекаете семенем. В мое тело вонзились два члена, меня сношали с обеихсторон, и во второй раз Нуарсей спросил, какую судьбу уготовила я своей дочери.

— Ах, подлая твоя душа! — закричала я, выбрасываяиз себя порцию за порцией. — Твоя звезда коварства и вероломства восходитнам миром и затмевает все вокруг, все исчезает под твоими лучами, все, кромежажды злодейства и бесстыдства… Делай с Марианной что хочешь, сукин тысын, — сказала я и добавила на выдохе: — Она твоя.

Едва лишь были произнесены эти слова, он схватил беднуюдевочку своими преступными руками и швырнул ее, голенькую, в камин, гдебесновалось жадное пламя; я подскочила, я тоже схватила кочергу, чтобы не датьнесчастной выбраться из огня, чтобы затолкнуть подальше сотрясаемоеконвульсиями тело; нас обоих ласкали мои девушки, потом содомировали егоголоворезы. Марианна поджарилась заживо, а мы с ним провели остаток ночи вобъятиях друг друга, восхищаясь друг другом и перебирая в памяти все эпизоды иобстоятельства нашего злодеяния, которое было ужасным и все-таки, по нашемуобщему мнению, недостаточно жестоким.

— Теперь ответь мне на такой вопрос, — сказалНуарсей, когда мы оба несколько успокоились, — может ли что-нибудь в миресравниться с удовольствием, которое приносит преступление? Знаешь ли тычто-нибудь, что слаще духа злодейства?

— Нет, друг, мой, я не знаю ничего подобного.

— Так давай жить злодейством до конца дней, и пустьничто на свете не свернет нас с этого пути. Не будем уподобляться несчастным,которые, снедаемые угрызениями совести, отчаянно барахтаются в поискахотступления, в равной мере подлого и неразумного, и бесполезного, ибо онинерешительны и трусливы в своих действиях, и на новом поприще они не будутудачливее и счастливее, чем в сфере зла, которое так опрометчиво отвергли.Счастье зависит от твердости духа, оно недоступно тому, кто всю свою жизньшарахается из стороны в строну.

Мы провели неделю в сельском поместье Нуарсея и каждый деньприбавляли к своему списку несколько новых мерзостей. Как-то раз по настояниюхозяина я испробовала на себе одну из страстей императрицы Теодоры, женыЮстиниана, Это было так: я легла на траву, двое крестьянок посыпали ячменнымизернами мою промежность, следя за тем, чтобы они попали и на нижние губки;потом из скотного двора пригнали дюжину крупных гусей, которые начали клеватьзерно, вызывая настолько сильное раздражение в моих гениталиях, что когдакормление закончилось, мне просто необходимо было совокупиться. Нуарсейпредвидел такой результат и приготовил для меня пятьдесят своих челядинцев,которые вознесли меня на самые вершины блаженства. Он тоже захотел испытатьтрюк с гусями на своей заднице, после чего заявил, что ощущение от клювовострее и приятнее, чем от порки. К этим невинным шалостям он добавил болеесерьезное преступление: приказал учителю и учительнице из соседнего городкапривести к нему по тридцать учеников и учениц, собрал вместе детей обоего полав своем замке и добился того, что мальчики лишили невинности всех девочек; онзакончил это развлечение всеобщей поркой и содомией и наконец отравил всютолпу.

— Друг мой, — сказала я ему после этогособытия, — все это детские шалости; неужели мы не в состоянии совершитьнечто необыкновенное и увенчать наши оргии достойным образом? Жители городаберут воду из колодцев, у меня есть снадобья, которые оставила Дюран, иххватит, чтобы отравить за два дня все население, и я обещаю, что со своимислужанками произведу здесь настоящее опустошение. — Я сопровождала своивкрадчивые слова настойчивыми ласками, и Нуарсей не устоял.

— Черт меня побери, — так ответил он, не в силахсдержать извержение, когда услышал столь замечательный план. — В самомделе, Жюльетта, Природа дала тебе нечеловеческое воображение. Делай, чтозадумала, мой ангел, и пусть моим ответом послужит этот бурный поток, которыйты из меня выжала.

Вам известно, что слова мои никогда не расходятся с делом.Четыре дня спустя полторы тысячи человек были похоронены на городском кладбище,почти все они скончались в таких жестоких муках, что оставшиеся в живых слышалиих отчаянные мольбы о скорейшей смерти. Небывалое бедствие было приписанонеожиданной и неизвестной эпидемии, а невежество местных лекарей защитило насот подозрений. Когда мы возвращались в столицу в двухместной карете, я потеряласчет оргазмам, которые мы испытывали в объятиях друг друга.

Теперь, друзья мои, вы видите перед собой самую счастливуюженщину на свете; я безумно люблю злодейство и заявляю об этом со всей прямотойи ответственностью; только злодейство и ничего, кроме злодейства, не возбуждаетмои чувства, и я останусь ему верна до конца своих дней. Я свободна от всехрелигиозных страхов; осмотрительность и богатство избавляют меня отвмешательства закона, и никакая сила, ни человеческая, ни небесная, не можетстать преградой на пути моих желаний. Прошлое воодушевляет меня, настоящееподвигает меня на новые дела, а будущего я совсем не боюсь, поэтому надеюсь,что за оставшуюся жизнь я превзойду все, что совершила в молодые годы. Природасотворила нас не для чего иного, кроме как для наслаждения, она сделала землюсценой для наших развлечений, а ее жителей — нашими игрушками, предметаминашего удовольствия, ибо удовольствие есть всеобщий, универсальный движитель изакон жизни. Я допускаю, что незавидна участь жертв, но без них никак нельзя,наш мир разлетелся бы на куски, если бы не было высшего промысла, которыйустанавливает равновесие в мироздании; только благодаря злодеяниямподдерживается естественный порядок, только таким путем Природа восстанавливаетто, что каждодневно утрачивается в этой системе из-за нашествий добродетели.Стало быть, творя зло, мы повинуемся Природе, между тем как наше неприятие злаесть единственное преступление, непростительное в ее глазах. Да, друзья мои,давайте всем сердцем примем эти принципы, в осуществлении которых заключеныединственные на земле истоки счастья.