Обретя свободу почти «со вздохом», как шильонский узник у Байрона, он дал автографы своим бывшим охранникам, после чего получил назад сданные по прибытии личные вещи. Один предмет оказался потерян (скорее всего, украден): обручальное кольцо. Поскольку на жалобы времени не оставалось, он попросил взамен скрепку из тюремной канцелярии, которую согнул и надел на палец.

Его отвезли прямиком в аэропорт Нарита, чтобы посадить на первый подходящий рейс — Japan Airlines до Амстердама. Линда и дети уже ждали в самолете. Перед посадкой, как бы в качестве компенсации за все отмененные концерты, он схватил акустическую гитару и спел несколько тактов «Yesterday» — после чего, на прощанье отогнув большие пальцы, удалился.

Пол так и не объяснил, что заставило его проигнорировать все предупреждения и засунуть в багаж две порции конопли, причем даже не на дно чемодана, а практически сверху. «Как Линда, которая в сто раз умнее, могла мне это позволить? — размышлял он в совместном с дочерью Мэри телеинтервью в 2000 году. — Наверное, я сказал: „Да ладно, не переживай, все будет нормально“. В жизни иногда бывают моменты, о которых потом думаешь: „Ну и идиот же ты был“, и это как раз был один из них. Я был идиот».

Однако, по правде говоря, в том, что касалось наркотиков, он никогда не был осторожен и, учитывая, как часто это сходило ему с рук, мог запросто уверовать в свою неуязвимость. Что касается Линды, то многие считали, что она ему только потакала, — недаром после токийского ареста пошли слухи, что контрабанду на самом деле нашли в ее сумке, а Пол просто взял на себя вину.

Для журналистских толп, поджидавших его в Амстердаме, а потом в Лондоне, у него уже имелось заготовленное объяснение. Его неосторожность стала результатом предгастрольной остановки в Нью-Йорке, где курение анаши было настолько открыто и в порядке вещей, что казалось фактически легальным занятием. Большого размера остаток от выкуренного им в Нью-Йорке был «слишком хорош, чтобы спустить в унитаз», и Пол взял его с собой, «по-прежнему по-американски думая, что марихуана — это не что-то ужасное».

Он винил во всем только себя самого, отшучивался по поводу пребывания в японской тюрьме («Это было не очень похоже на „Мост через реку Квай“»), а также немного поагитировал за идею легализацию марихуаны, которую поддерживал с середины шестидесятых. Он сказал, что, находясь в камере, для развлечения стал составлять список всех опасных наркотиков, которые не запрещает закон. «Общество считает, что алкоголь — это просто замечательно, но от него умирают. Можно умереть от сигарет. А как насчет всех этих невинных старушек на валиуме? Это хуже марихуаны. Вспомните, что и аспирин опасен для желудка».

Как бы то ни было, он уверил всех, что полученный урок пошел впрок, и дал опрометчиво смелое обещание, которое газета Sun вынесла в заголовок своего интервью: «Я БОЛЬШЕ НЕ БУДУ КУРИТЬ АНАШУ, ГОВОРИТ ПОЛ».

В Британии нескончаемый рефрен «Как же он мог так сглупить?» звучал еще настойчивей из-за того, что в инцидент были вовлечены дети. Одну особенно неприятную отповедь он получил от «Блипа» Паркера, директора его старой ливерпульской школы, для учеников которой он дал бесплатный концерт перед отъездом в Токио. «Молодежь сейчас и так нелегко удерживать от наркотиков, что уж говорить, если в подобные дела оказываются замешаны люди, на которых они равняются», — прокомментировал Блип — и возразить на это было нечего.

Пол даже спрашивал себя: может, на каком-то подсознательном уровне он все-таки ведал, что творил. По его предположению, он тогда настолько остыл к Wings, что, вполне вероятно, ухватился за шанс и саботировал японский тур в бессознательном расчете нанести группе непоправимый удар. «Почти такое ощущение, — говорил он Мэри, — что я просто хотел, чтобы меня поймали».

Для Лоренса Джубера и Стива Холли удар был особенно болезненным, учитывая, как мало времени они провели в группе. Они чувствовали, что, кроме обещанного процента от японских прибылей, их лишили возможности показать, на что они способны как музыканты. «Мы отыграли с Wings на сцене только 22 раза: британский тур и концерт для Кампучии, — говорит Холли. — Вообще-то, за такое время сыграться новым составом нереально. Когда мы полетели в Японию, мы только-только начали хоть как-то прилично звучать».

Пол со своей стороны полагал, что Денни Лэйн и остальные музыканты бросили его в трудный час, — не подозревая, что те уехали из Токио по указанию распорядителей тура. Особенно ему было досадно, что Лэйн направился прямиком на музыкальный фестиваль MIDEM на юге Франции, где договорился о записи сольного альбома.

Хотя формально о расформировании никто не объявлял — пока что, — в воздухе витала разобщенность и взаимное раздражение. Срочно нуждаясь в деньгах для погашения неуплаченных налогов, Лэйн собрал группу с участием своей жены-вокалистки и Стива Холли и отправился в тур. В его альбоме, вышедшем позже в декабре, звучал слабый, но различимый отголосок «How Do You Sleep?» — обличительного ленноновского опуса 1971 года. Назывался он — с намеком на девушек, безутешно рыдавших: «Пор, Пор!» — Japanese Tears («Японские слезы»).

Пол тем временем набирал материал на сольный альбом уже с середины 1979 года — свидетельство растущей усталости от Wings, которую он тщательно скрывал. Альбом вышел в мае 1980 года под названием McCartney II и, подобно McCartney десятилетней давности, представлял собой его самого, игравшего на всех инструментах, с единственным добавлением в виде Линды на бэк-вокале.

Самым популярным треком с McCartney II оказалась легковесная, но бодрая электронно-танцевальная вещица под названием «Coming Up», которая попала на второе место в британских чартах. Wings играли ее на концертах еще во время британского турне, и для американского рынка Columbia предпочла выпустить версию, которая была записана вживую в Глазго в ноябре 1979 года. Когда американский сингл достиг первой строчки, Пол был недоволен: лейбл, проигнорировав его студийную версию, тем самым как бы дал Wings шанс на возрождение.

Вернувшись домой из Токио, он записал видеообращение для японского телевидения, где извинялся перед слезливыми поклонниками за свою «ошибку» и одобрительно оттопыривал большие пальцы в адрес своих бывших тюремщиков. Еще он написал повествование о своих злоключениях размером в 20 тысяч слов — немалое достижение для человека, натренированного выдавать немногословные тексты для песен, которые продавались большими тиражами, чем книги самых популярных писателей.

На самом деле, он всегда хотел написать книгу — как Джон в битловские годы, — но никогда не думал, что способен на это. Свое сочинение он озаглавил «Японский арестант» (Japanese Jailbird), частным порядком напечатал себе один экземпляр в виде книги и убрал рукопись под замок с намерением отдать ее своим детям, когда те станут старше и захотят, чтобы им объяснили подоплеку травматических событий, которым они стали свидетелями. «Однажды, когда мы все состаримся, а мой сын будет взрослым тридцатилетним мужчиной… тогда я скажу: „Вот, пожалуйста, читайте“».