— По-разному, — Жуга пожал плечами. — Ты уверен, что и в самом деле хочешь знать?

— Не знаю. Да. А может, нет… Не знаю. Я увидал тебя в ведре, ну, в смысле — отражение, и вот, пришел.

Жуга поднял с песка, отряхнул и надел рубаху. Простая, с незатейливой вышивкой, она изрядно выцвела и пообтерлась на локтях, но Реславу почему-то показалось, что Жуга ее носит не потому что нечего надеть на смену, а просто потому что он ею дорожит. Прорехи и дыры были заштопаны грубыми, неровными, но прочными стежками, Жуга вообще, похоже, питал непонятную слабость к старым вещам — этот его всегдашний пожелтевший овчинный кожух, этот заплечный мешок, эти стоптанные до дыр горецкие башмаки-царвули… Реслав вновь покосился на таинственный травников меч и отвел глаза. Жуга перехватил его взгляд.

— Я расскажу тебе о нем, — пообещал он. — Чуток попозже.

Рассказ его не затянулся. Говорил Жуга устало, сухо, опуская многие подробности и рассказывая, в основном, о себе. Бесцветный голос, скупые жесты, сбивчивая речь; слова сочились, словно кровь из раны. От всего этого за версту веяло холодом какого-то душевного надлома. Реславу то и дело приходилось переспрашивать, а под конец Жуга и вовсе махнул рукой и попросту умолк на полуслове. Реслав был друг. Реслав был учеником колдуна. Реслав был должен все понять.

Реслав все понял.

— Да, странные дела, — признал он. — Не нравится мне все это.

— А ты думаешь, я в восторге? — усмехнулся тот.

— Нет, что ты. Просто эти заговоры, колдовство…

— А что — колдовство?

— Ну, — Реслав подвинулся к костру и откашлялся, прочищая горло. — Ты ведь раньше все больше наговоры плел, ну, цвет там, то да се… А сейчас, я вижу, что ты попросту берешь в потоке силу, словно воду черпаешь ковшом, и все дела. А такой колдун долго не живет. Исчезают они куда-то, что ли… Помнится, Тотлис как-то мне рассказывал про это. В колдовском искусстве надо быть поосторожней с такими вещами. Эх, да чего уж там… Скажу прямо — я не знаю, чем тебе помочь. Вот разве что браслетка твоя… Коль так дела идут, то чего тянуть? Одна висюлька только и осталась. Нечего терять.

— Я пробовал, — сказал Жуга. — Не обрывается.

— Ну, ведь говорил же тебе косолапый: завсегда она действует на двоих. Второго надо? так вот он я. Чего осталось-то там?

— Ладья.

— Хм… — Реслав нахмурился и покачал головой. — Нет, не знаю. Ну-ка, дерни.

— Зря ты это. Не хочу тебя с собой тащить, куда попало. Может быть, не надо?

— Как тут угадать! Рви, а там посмотрим.

Травник потянул за фигурку на браслете. Та не поддалась. Он дернул посильнее.

— Ну-ка, помоги.

Потянули вдвоем. Без толку.

— Да, — проговорил задумчиво Реслав. Подбросил на руке браслет. — Как видно, срок не подошел. Это все равно, что бабе рожать… — Жуга едва заметно вздрогнул. — …заранее и пытаться нечего. — Он поднял взгляд на травника. — Ты куда сейчас путь держишь?

Жуга вздохнул, снял с огня котелок и вынул из сумки две ложки.

— На запад, — ответил он. — Туда, где я когда-то умер.

И повторил, помедлив:

— Хорошо, что ты пришел.

За разговором они уснули.

* * *

На следующий день жара сменилась облаками.

Путь до предгорий был неблизок. Шли два дня, дорогой обсуждая разные свои дела. Жуга рассказал Реславу про свой меч; штуковина и вправду оказалась удивительная, если не сказать — чудесная: потребен был топор — Жуга вытаскивал топор. Нужна была пила — меч делался пилой. Сам Жуга, однако, от него был не в восторге.

— Слишком уж покладистый, — ответил он, когда Реслав спросил его об этом, — если иду, куда надо… Как бы чего не вышло.

— У него есть имя?

— Да. Есть. Его ковали гномы.

И всю дорогу вслед за ними, то забегая вперед, то отставая и прячась в кустах, неотступно следовала лиса.

Деревню Чедовуху обогнули стороной. Погостить у Реслава Жуга отказался.

На второй день с неба хлынул дождь.

На третий день Жуга сошел с ума. Во всяком случае, Реславу именно так и показалось.

— Какого черта ты за мной увязался?! — срываясь на крик, наседал на Реслава рыжий ведун. — Я тебя не звал! Чем ты хочешь мне помочь? А? Убирайся к своей бабе! Она же в тягости, дурак!

Жуга ругался, швырялся камнями в лису, гонялся за Реславом, норовя огреть по спине ножнами; Реслав убегал, чтоб снова возвратиться. Вспышки беспричинной ярости сменялись столь же внезапными приступами полного безразличия: Жуга, не оглядываясь, брел по дороге, бессильно опустив руки и едва переставляя ноги. Иногда ходил кругами. Дважды оставлял свой меч и оба раза за ним возвращался. Грозил кулаками то небу, то земле, срывал мимоходом какие-то коренья, стебли, тут же их выбрасывал. Подпалил зачем-то муравейник, спохватившись, сам же затушил огонь и долго сидел неподвижно над развороченной кучей, глядя на обуглившихся мертвых насекомых и не обращая внимания на укусы живых. Потом поднялся и медленно двинулся дальше.

Со стороны все это могло бы выглядеть смешным, но Реславу было не до смеха. Он догнал Жугу, когда уже стемнело. Травник сидел у горящего костра и молча смотрел в огонь. Меч был при нем. По другую сторону костра сидела лиса. При появлении Реслава она тут же поднялась и бесшумно затрусила в сторону кустов. Растворилась во тьме. Реслав не без опаски приблизился и сел. Травник искоса псомотрел на него. Опустил взгляд. Глаза его были пусты.

— Прости, — сказал негромко он. Камень на его браслете светился. Реслав не нашелся, что ему ответить, и лишь молча кивнул.

— Ты уверен, что надо туда идти? — спросил он.

— Туда нельзя идти.

— Откуда ты это знаешь?

— Я не знаю.

— Тогда какого черта?!.. — вскричал Реслав, глянул на травника и осекся. Повернулся в сторону кустов. — Лиса сказала?

— Осень приближается, — устало произнес Жуга.

Больше он не проронил ни слова.

К вечеру следующего дня они достигли гор.

* * *

Скала вздымалась вверх крутым отвесом локтей на двести. «Или на пятьсот,» — подумалось Реславу. Попробуй измерь с непривычки… Особой разницы впрочем, не было — наверх они лезть не собирались. Идти вдоль скал почти что не пришлось, чему Реслав был до чрезвычайности рад — дорог здесь не было вообще, приятели уже без малого сутки шли по глухому лесу. Даже тропы сюда не вели.

Жуга наконец остановился и долго молчал, глядя вверх.

Деревья здесь стояли пореже, а у самой стены и вовсе росли лишь несколько чахлых одиночных сосенок. Из земли, на ширину ладони выдавалась почти квадратная, со стороной в двенадцать стоп, плита замшелого серого камня. Жуга не произнес ни слова, но Реслав почему-то сразу вдруг уразумел, зачем они сюда пришли. Взгляд его скользнул вверх по сосне. Пара-тройка ветвей были сломаны и висели на полосках сорванной коры, рыжея жухлой, увядшей хвоей.