ложки кутьи и бегут с ними на перекрестки гадать – прислушиваться. Молодые ребята выбирают из среды своей самого рослого и красивого парня, одевают его стариком в парик из кудели и в рваное вретище. Это – щедрец, который водит по домам ватагу товарищей, распевающих для подачек особые песни, называемые щедровками. Молодежь также теперь щедрует (гадает), тогда как накануне Рождества она колядует, славит Христа и коляду. Существенная разница здесь заключается в том, что песен колядок очень много и они весьма разнообразны, а щедровки от древнейших времен остались в виде маленьких осколков и притом в замечательно ничтожном числе (меньше десятка) и с однообразным содержанием. Великорусы – псковичи поют: «Щедрин-ведрин, дайте вареник, грудочку кашки, шматок колбаски», а коренные белорусы: «Дарите, не бари`те, коротки свитки – померзли лытки, коротки кожушки – померзли петушки, матка казала, штоб кусок сала» и т. п.

Третья кутья бывает в крещенский сочевник (неправильно сочельник, ибо слово происходит от сочива, именем которого называется всякий сок из семян: маку, льна, конопли и проч.). Такая кутья (последняя в году) носит прозвание голодной потому, что она опять постная, и оттого, что на этот раз все запасы уже съедены. Во время первой кутьи первой ложкой чествуют мороз и зовут его есть кутью зимой, а летом просят жаловать мимо, лежать под гнилой колодой, не губить посевов. Тогда же обязываются домовые хозяева подарками и приношениями духовным лицам. Отдаривались здесь, откупались подарками и в Великороссии, за грехи, преследуемые этими самыми служителями веры.

В Архангельской губернии под кануном разумеют те богомольные дни, когда чествуется заветный праздник особо в каждом селении всей общиной, в одном из домов поочередно. Складчина требует, чтобы все участники приносили съестные припасы по силе-помочи. В складчину же варят пиво, кое-где освящаемое духовенством. Оттого само празднество называется пивá, а напиток самый, с вечера заправленный хмелем, именуется кануном, канунным пивом. Начнут молитвой в сельской церкви за обедней, а кончат попойкой и играми. Чтобы не смешивать таких канунов, справляемых в известные дни (например, на Ивана Богослова 8 мая, на Илью, на Петра и Павла и проч.), для прочих праздников имеются свои названия: богомолья, пóварки; иные николют. Я видел одно торжество, которое мне называли борода. То было окончание уборки сена (или, все равно, хлеба). Зовут на бороду, когда дожнут и свяжут последний сноп (белорусские дожинки, великорусские обжинки). Одну кучу стеблей оставят на ниве с колосьями горсти на три; солому разогнут, присыплют туда горсть земли и начнут завивать бороду. Девушки соберут по меже цветы, подовьют их к бороде и разбросают по ниве около того места. Тогда уже идут в избу хозяина угощаться, затем водить хороводы, петь песни, играть во всякие игры. Из кушаньев здесь играет общественную роль отжинная каша.

Христианская церковь уступила народным привычкам и вековым обычаям и, в свою очередь, начинает чествовать наступающий праздник также с вечера, совершает правила. А это последнее слово – перевод с греческого канон, превратившееся на русском языке в канун и выражающееся церковными песнопениями в похвалу святого или чествуемого праздника. Эти стихиры, или похвальные тропари, эти ирмосы, или вступительные стихи, выражающие содержание прочих стихов канона и других, иногда читаются, иногда поются на заутренях и вечернях. На таких канунах, как начале отправления праздника, по известным правилам, или, проще, в вечер наступающего знаменательного дня, приготовляются и праздничные столы с символическими кушаньями, то есть справляют канун. Оттого и все такие дни – кануны, и всякое совершившееся событие, всякое законченное дело к известному дню, но, во всяком случае, в этот, который предшествует срочному или видному празднику, за день, с вечера, породил прямое и ясное выражение накануне, то есть случилось на тот день и в тот раз, в самый канун. Таким образом, а не иначе, мы вправе понимать слово, поставленное в заголовке, в его расчлененной форме.

Канун, сделавшись самостоятельным словом, выражающим определенный день, в свою очередь, допустил в языке новое и законное выражение: канун кануна, то есть день до кануна, вечер перед кануном. Говорят и накануне третьего года, то есть в четвертом году. В самом деле, и священник ездит и собирает кануны – всякие приношения; и по усопшим совершают кануны, то есть поминки; и в начале, и по окончании полевых работ заказывают кануны, то есть молебны; и варят канунцы, то есть заготовляют домашние пиво и питейный мед. С успехом читают кануны по усопшим на дому приглашенные начётчики. Пошло даже и на то, как откровенно высказывает поговорка, что хоть сусек снести, только канун свести, лишь бы изловчиться совершить поминки по усопшим родителям. Зато водятся и такие люди, которые за чужими канунами своих покойников поминают; а иные, руководясь таким правилом, совсем забывают про то, что: «Если все кануны справлять, ин без хлеба стать».

Покамест

Кому рассказывают про такое дело, которое он отлично знает и помнит, видел его очень ясно, своими глазами, а не усвоил по слухам, тот обыкновенно (в лесной Северной России) отвечает:

– Не рассказывай: я на межевой яме сечён.

Хотя это и не требует дальнейших разъяснений ввиду того, что межи или границы земельных угодий обыкновенно обозначаются гранными ямами, тем не менее такое выражение обязывает остановиться на весьма важном народном обычае. Гранные ямы – такие места, которые не только представляют собой жизненный глубокий интерес для деревенских соседей в вопросе владения землей, водой и лесом, но и представляют собой историческое явление в народной жизни, требующее изучения, как самобытное.

Гранные ямы прежде всего замечательны тем, что практический смысл прорывших эти ямы первыми, на пользование будущих поколений, научил зарывать сюда для признака уголья. Чтобы зарубить на память и закрепить такую надежную примету, что называется сверх сыта и окончательно, прикидывали сюда черепки горшков, как негниющие (успевшие сохраниться в курганах до наших времен цельными даже от каменного века). Рассчитывали на долговечную прочность также и углей, так как хорошо выжженный древесный уголь не гниет. «Уголь – такой же негной, как нетленен и черт» (по пословице), особенно если первый, будучи положен в виде дров в ямах, истлеет без пламени, не сгорая, а медленно тлея под костром земли, окладенной дерном. Уголь там, как говорят лесовики, тает, то есть поспевает от одного жара: дерево изникает на месте, как бы воск или олово. Тогда и вторые, то есть черти, по народному поверью, сумеют оценить достоинство такого вещества. «На межевом бугре, на угольях да на черепочках чéрти в свайку играют», – думают суеверы и пословично говорят: