королю, который никогда и в Лондоне-то не бывал, какую труппу взять под свое крыло. И отныне труппа короля стала регулярно играть в королевском дворце пьесы Шекспира. Актерам платили. Одного из них грамотно называли «Уильям Шекспир». Так что объяснение странного написания фамилии автора напрашивается само собой: нельзя было в официальных придворных документах называть автора пьес и актера одним и тем же именем. И псевдоним был изменен до неузнаваемости. Почти до неузнаваемости. В нем есть один прозрачный намек – корень «berd» означает особого вида наконечник копья. Встречается он в английском слове «halberd», которое употребляет и Шекспир. Согласно толковым словарям, «berd» значит «широкое лезвие топора» (Random House). В слове «halberd» этот корень означает металлическую насадку на древко, на русском это оружие называется «алебарда» или «бердыш». В Британской энциклопедии издания 2000 года оно описано так: «Оружие с длинным дротиком, применялось в XIV, XV и XVI веках, когда солдаты были вооружены специальными пиками, такими, как алебарда – сложное копье с острием в виде топорика для разрубания шлема и крюком, чтобы стягивать рыцаря в доспехах с коня». Так что это странное на первый взгляд имя легко расшифровывается – «потрясающий копьем».

Запись эта относится к зиме 1604-1605 годов. «Комедия ошибок», против которой стоит имя «Шаксбэрд»,игралась в эту зиму день в день через десять лет после знаменитого празднества в Грейз-инн, описанного в «Гесте», где «Комедия ошибок» не просто упоминается, с ней связан важный эпизод, имеющий отношение к борьбе Бэкона (и Эссексa) за должность помощника генерального прокурора, закончившейся полным провалом. И, конечно, постановка «Комедии ошибок» через десять лет в День невинно убиенных 28 декабря, не могла не напомнить события десятилетней давности. Это должно было посвятить нового короля в интриги прошлого королевства и сообщить ему некие важные характеристики доставшихся ему сановников. Приблизительно в это время выходит «Юформио» Барклая (1605), где тоже в виде аллегории содержится послание королю, подробно описывающее злокозненность елизаветинских придворных правителей, глава которых – сэр Роберт Сесиль, двоюродный брат Фрэнсиса Бэкона.

И, конечно, Эдмунд Тилни, возглавлявший канцелярию увеселений, был обязан проследить, чтобы в его ведомстве никакой путаницы с авторской принадлежностью пьес не было. Таким образом, у нас появился еще один синоним для английского «speare» – «berd».

Еще один пример нашего фразеологизма, пожалуй, самый известный и самый каверзный. Это знаменитая цитата Роберта Грина из его предсмертного сочинения «Грош ума, купленный миллионом раскаяний» (1592). Цитата до сих пор вызывает споры, и единого мнения о заложенном в ней смысле нет. Это первое упоминание Шекспира. Правда, псевдоним здесь переиначен:

«Будучи абсолютным Иоганном-фактотумом, он самодовольно считает себя единственным Потрясателем сцены («Shake-scene») в стране». В настоящем виде он появится только через год в посвящении к поэме «Венера и Адонис».

Иу Бена Джонсона есть своя аллюзия на «Потрясающего копьем». В аллегорической пьесе «Леди Магна», написанной к двадцатилетию со смерти Ратленда и его жены, есть персонаж – молоденькая девушка Плезенс, сирота, племянница «магнетической» леди. Фамилия ее родителей «Стил» («Steel»). Илья Гилилов не без основания полагает, что родители Плезенс – наши знакомцы граф и графиня Ратленд. Но английское «steel» может означать холодное оружие любого вида, в том числе и копье. Стало быть, фамилия эта – еще одна аллюзия на «Шекспира». Причем здесь этим именем названы оба супруга, казалось бы, что и графиня Ратленд писала под этим псевдонимом. Однако в «Жертве любви» Пеликан объясняет степень участия мужа и жены в создании шекспировского наследия.

«Жертва любви, или Жалоба Розалины», как уже говорилось, – реквием по графу Ратленду и его жене Елизавете, которые названы в поэме Голубь и Феникс. Это – аллегория, основанная на мифе о Фениксе, сгорающем раз в пятьсот лет на дереве в Аравии и тут же вылетающем из огня для новой жизни. В поэме сгорают на алтаре Аполлона две птицы, и после их смерти возникает новый прекрасный Феникс, дитя несравненной красоты. Пеликан присутствует при их кончине. Его траурная песня в аллегорической форме сообщает о главных особенностях этой удивительной четы. Умерли они почти одновременно, но Голубь первый бросился в ароматный огонь, заженный в честь Аполлона из веток деревьев, под которыми поют свои песни девять муз. За ним сгорает в огне Феникс, перед смертью она говорит:

О чистый, святый и священный огнь…

Прими чету в неугасимо пламя,

Из коих имя общее родится.

Из этих строк ясно, что жена в этой поэтической чете надеется, что и она станет частью общего имени, так, во всяком случае, думал автор поэмы. Ратленд умер первый в конце июня 1612 года. Сразу же после его похорон, в начале августа, кончает с собой Елизавета. Из поэмы ясно, что они – одно целое и жить друг без друга не могут. В сонете 36 Шекспира есть такая строка: «Признаюсь я, что двое мы с тобой, Хотя в любви мы существо одно» [412]. Тот же мотив «одно существо в двух» слышен и в стихотворении Шекспира «Феникс и Голубь» из того же Честерского сборника: «Стало ясно: если два в единицу превратились…» [413] Далее Пеликан называет их «редчайшие создания земли». Мы узнаем, что любовь у них платоническая и что любовь эта – образец для всех. Пеликан проникновенно говорит о том, как жалка любовь в нынешний растленный век, и в уши всего мира возвещает славу их нынешнего дивного отпрыска. Этот его монолог очень напоминает «Канонизацию» Джона Донна.А вот как Пеликан видит участие этих двух в создании совершенного творения: Один ума богатство подарил,

Другой ум направляет деликатно;

Один добросердечен больше всех,

Другой же постоянства образец.

Чета сия в одно слита Природой:

Один ребенку дал красу велику,

Другой дает любовь и чистоту;

Из этого следует, что муж и жена (Голубь и Феникс), как утверждает автор поэмы, ощущали себя одним целым, что рожденное ими дитя (поэтическое наследие) красотой и умом было обязано одному из них, другой бережно направлял ум и вдыхал в него любовь и чистые помыслы. Ясно, что за местоимением «один» стоит творческое начало мужчины-поэта, а «другой» – облагораживающее женское влияние. Так что псевдоним «Шекспир» на жену Ратленда не распространялся. Она была прекрасный поэт, но в «шекспировском» творчестве она не участвовала.

Псевдоним «Шекспир» (Потрясающий копьем), принадлежавший сначала двум авторам, а потом закрепленный за одним, породил массу толков, разбил литературное сообщество на два лагеря, и все это нашло выражение в пьесах, титульных листах, отдельных стихотворениях. Кроме того,