Правительство Дизраэли вело наступательную политику по всем направлениям. В обстановке строгой секретности англичане выкупили 40 процентов акций Суэцкого канала. Англичане хотели полностью контролировать эту транспортную артерию, которая в разы сокращала путь из Англии в Индию. И после выкупа акций Британия стала самым крупным акционером Суэцкого канала. В 1870 году была открыта новая прямая телеграфная линия между Калькуттой и Лондоном. Это был подводный кабель, который, как справедливо полагали англичане, станет практически неуязвим для противника, русских в первую очередь, и, кроме того, новая линия позволяла более плотно контролировать дела в колонии.

В новой индийской политике лорду Литтону предписывалось создать оборонительный союз с участием не только Афганистана, но и Белуджистана. Сейчас территория этого государства разделена между Ираном, Пакистаном, Афганистаном и в любой момент может стать новой горячей точкой в Южной Азии. Тогда же там шла борьба за престол, которую смог прекратить английский агент капитан Роберт Сендмен. Человек храбрый и отчаянный, он, вооруженный одним револьвером, зимой 1875 года объехал вождей повстанцев и убедил их прекратить конфликт. В знак благодарности за поддержку хан Белуджистана отдал Британии область, примыкающую к стратегически важному Боланскому перевалу, и город Кветта. Сейчас это территория Пакистана. В поздравительном письме уже майору Сендмену, назначенному британским представителем при хане, лорд Литтон писал:

«…Я полагаю, что в дальнейшем Кветта будет местом нашего наиболее важного разведывательного отдела в отношении внешней политики; и действительно, как только усмирение Келата будет полностью гарантировано, вашей главной дипломатической задачей в этом ханстве будет расширение и распространение нашего влияния… в направлении Кандагара».

То есть Афганистан англичане потихоньку обкладывали со всех сторон. В Читрале и Гилгите они имели лояльных властителей, Кветту получили в пользование. На самом деле Шер Али-хан был не так уж и против заключить союз с англичанами. Но они сами все испортили и, по сути, подтолкнули к тому, чтобы искать контакты с Кауфманом.

Лорду Литтону было поручено как-то наладить отношения с эмиром, но для того была недопустимой сама мысль о присутствии где-либо в Афганистане британских чиновников. А лорд Солсбери потребовал от нового вице-короля именно этого: «Британские власти должны получить санкцию эмира на немедленное создание постоянных английских резидентств в Афганистане».

А Шер Али снова отказался принять английских дипломатов в Кабуле, аргументируя это тем, что тогда ему придется принять и русских, если они запросят встречи. В Калькутте решили, что эмир скорее всего уже о чем-то договорился с Ташкентом. На самом деле, никаких договоров даже и близко не было. Но Литтон в личном письме в августе 1876 года сообщал, что намерен действовать жестко, что если Шер Али «не докажет, что он наш лояльный друг, мы вынуждены будем считать его нашим врагом и обращаться с ним соответствующим образом». Литтон был уверен, что и до военного столкновения с русскими два шага. В сентябре 1876 года он пишет лорду Солсбери, государственному секретарю по делам Индии:

«Перспектива войны с Россией очень возбуждает, но как Индия отнесется к этому, меня нисколько не тревожит. Если это случится, то лучше теперь, чем потом. В этой части мира мы вдвое сильнее России и располагаем гораздо лучшими базами для нападения и обороны… вокруг северных границ Индии можно разлить огненное море, подстрекая ханства подняться против их российских хозяев»[261].

Литтон был таким же идейным русофобом, как и Дизраэли, российское самодержавие он искренне ненавидел с самой юности, полагая его образцом деспотизма. Сам же он был человеком радикально либеральных убеждений. И он совершенно всерьез писал о войне, потому что считал, что иного пути для двух держав нет. А вот тот же лорд Солсбери, хоть и считал Россию опасным соперником, но был уверен, что войны избежать можно. Это ему принадлежит знаменитая, наполненная едкой иронией фраза, адресованная генералам: «Много недоразумений проистекает от повсеместного использования мелкомасштабных карт. Если бы благородный лорд использовал карту крупномасштабную, он нашел бы, что расстояние между Россией и Британской Индией не в палец с небольшим, а вполне достаточной величины». Солсбери был уверен, что никакого вторжения в Индию русские не планируют, но если они закрепятся в Афганистане, это уже создаст массу проблем, хотя бы потому, что англичанам придется держать наготове армию на западных рубежах индийских колоний. Он высказался по этому поводу вполне ясно: «Россия может предложить афганцам грабить Индию. Мы же не можем предложить им ничего, потому что в Туркестане грабить нечего».

Это был период совершенно открытого, жесткого противостояния, которое началось после покорения Хивы и развилось после присоединения Коканда. За тем, что говорят и пишут в русской столице, англичане следили весьма пристально. В 1876 году в Калькутте был издан английский перевод двухтомного труда Михаила Терентьева «Россия и Англия в Средней Азии». Перевод вышел менее чем через год после российской публикации книги. Пассажи Терентьева многие в Лондоне и Калькутте сочли русской программой действий. То есть раз книгу написал военный, выпустил в столице, то это неспроста. Хотя стоит признать, что Михаил Африканович излагал мысли весьма для Лондона тревожные.

«Отбросим же всякие увертки и взглянем на вопрос посмелее. Зачем мы забрались в Азию?

Какая польза от наших завоеваний?

Отвечу вопросом же: отчего такого вопроса не задают ни в Оренбурге ни на Урале?

Скажут: а потому, что там за Азию-то кресты получают…

— Совсем не то: а потому, что там теперь жить можно без опасения за каждый час свой.

И так первая выгода, какой мы достигли, — заключается в обеспечении приуральской окраины.

Вторая выгода заключается в обеспечении нашей торговли. Доказательством служат следующие цифры: до 1850 года из Азии привозилось товару на 800,000 р. в год, а вывозилось туда из России на 600,000, через 17 лет, т. е. в 1867 привоз дошел до 13 миллионов, а вывоз до 16 1/2 миллионов и это не смотря на ряд войн с Бухарой и Коканом, не смотря на запрещение, наложенное на бухарскую торговлю, по настояниям Черняева!

Третья выгода, достигнутая нами, состоит в том, что с теперешних позиций мы можем не только в проектах, но и в действительности — угрожать Британской Индии. В этом отношении среднеазиатские владения наши служат нам только этапом для дальнейшего движения, станцией, где мы можем отдыхать и собираться с силами.

Ост-индская компания есть не что иное, как болезненный нарост на прекрасном челе Индии — паразит, питающийся лучшими соками плодороднейшей и богатейшей страны в мире.

Нарост этот может быть удален только хирургическою операциею. Индусы пробовали в 1857 г. произвести эту операцию сами, но оказались недостаточно искусными. Теперь они ждут хирурга с севера, торопят его своими просьбами, проповедовают о нем в своих храмах…»