«Правительство наше, тщательно заботилось о том, чтобы иметь своих агентов, политических и военных, в тех странах, которые еще не подпали под его власть. Обязанности этих агентов были самые скромные: поддерживать правильные сношения, содействовать развитию торговли, но мало-помалу они начинали вмешиваться во внутренние дела того государства, в котором находились, а подобное вмешательство оканчивалось обыкновенно тем, что в одно прекрасное утро это государство переходило под власть Англии. Даже относительно тех областей, которые, по-видимому, сохраняли независимость, следует заметить, что присутствие в них наших так называемых «резидентов» приводило к тому, что они делались там средоточием власти»[264].

Во время переговоров Hyp Мухаммед умер, Шер Али послал другого представителя, но Литтон запретил продолжать переговоры, даже если представитель прибудет в Пешавар. Вскоре офицерам и генералам англо-индийской армии было приказано вернуться в свои части, в северном Пенджабе стали концентрировать войска, через Инд стали наводить переправы. В марте 1877 года из Кабула отозвали английского представителя. Вице-король писал в Лондон:

«…Может наступить время (и не в далеком будущем), когда для укрепления британского господства в Индии будет абсолютно необходимо предпринять военную оккупацию Западного Афганистана (с согласия правителя этой страны или без него), включая важную Гератскую крепость. Положение нынешнего эмира, очевидно, очень непрочно, и возможно, что ход событий приведет к расчленению его королевства и созданию отдельного ханства в Западном Афганистане, которое можно будет вполне реально поставить под британское влияние и протекторат»[265].

Шер Али-хан

На дипломатическом фронте Лондон подключил старых партнеров. Османов. Турецкий султан по просьбе британских дипломатов отправил Шер Али несколько писем с предложением «соединиться с англичанами для общих военных действий против русских». Султан вообще по-дружески советовал не ссориться с могущественной державой и разрешить англичанам построить несколько крепостей на границе. Потом в Кабул приехали турецкие дипломаты, чтобы снова уговаривать Шер Али воевать с русскими. Расходы на посольство оплатили английские власти в Калькутте. Эмир оказался в сложнейшей ситуации — давили на него со всех сторон, и как бы он ни поступил, действие оказалось бы неправильным. Разреши англичанам строить крепости — это Шер Али-хан осознавал четко, — завтра они разместят там гарнизоны, а потом и заберут у него страну. Не разреши — так англичане начнут войну. И он, может, и согласился бы на какие-то половинчатые условия, вроде английского протектората, но эмир понимал, что народ его не поддержит. И в таком случае его снесут с трона свои же. Причем быстрее англичан. Кауфман писал Милютину в Петербург, что именно позиция населения, англичан ненавидевшего, и не дала эмиру ничего сделать, как ни старались посланцы Калькутты и Османской империи. А скоро туркам стало не до афганских проблем. Потому что Россия начала с ними войну. И война эта удивительным образом перекликается с теми событиями, что происходят на Востоке сегодня.

Летом 1875 года на Балканах началось антитурецкое восстание. Его центром стала Южная Герцеговина. Считается, что причиной были непомерные налоги — официально 12,5 % со сбора урожая, фактически учитывая взятки, откаты, поборы и прочее, крестьяне отдавали почти половину. Турецкие сборщики налогов и податей по привычке стали вести себя как каратели, а крестьяне на этот раз не стали терпеть и дали отпор. Начались столкновения, турки отправили войска, которые тоже неожиданно для себя осознали, что крестьянское терпение лопнуло, — началась партизанская война. Мужчины ушли в ополчение и начали из лесов бить надоевших турок, а старики, женщины и дети сотнями побежали в Черногорию и Далмацию.

Вообще весь 19 век Балканы лихорадило — сербы и черногорцы (по сути, те же сербы) пытались сбросить ненавистную турецкую власть. В 1804 году турецкие наместники в Сербии, чтобы уничтожить сопротивление в корне — они думали, что именно это поможет, — казнили десятки сербских политических лидеров и священников. В сербскую историю этот эпизод вошел под названием «Сеча кнезова». Даже переводить не надо, и так смысл понятен. Результат получился совершенно обратный — началось Первое сербское восстание, которое продолжалось до 1813 года. Так что к концу 19 века турецкая власть на Балканах была зыбкой, но гниющая империя отчаянно и жестко пыталась удержать регион. В 1875 году восстание распространилось по всей Герцеговине, потом перекинулось на Боснию, восставшие сражались с турецкими войсками и местными мусульманами-боснийцами, поддерживавшими турок. Помощь восставшим христианам присылали из многих славянских стран и земель.

И тут в 1876 году восстание вспыхнуло и в Болгарии. А там положение христиан было еще более тяжелым. Дело в том, что в 60-е годы, после окончания Кавказской войны, более 100 тысяч черкесов перебрались в Османскую империю, и поселили их как раз в Болгарии. Причем поселили с конкретной целью, чтобы черкесы стали своего рода контролерами за местным населением. И когда болгары восстали, турецкая армия, точнее, башибузуки — ее иррегулярные части, — и черкесы принялись подавлять его с чудовищной жестокостью. И Европа этого не заметила, не захотели видеть этого и в Лондоне. Точнее, так: в Лондоне официально закрыли глаза на резню. Сделали вид, что ничего не происходит. Хотя русский МИД точно знал, что Лондон фактически дал карт-бланш своим союзникам-туркам на карательную зачистку. Во всяком случае Александр Гирс, русский дипломат того времени, писал, что глава посольства Британии в Константинополе сэр Генри Эллиот прямо потворствовал турецким властям:

«…Сама Порта, сознавая важность положения и необходимость энергического подавления, не следовала ли она совету своих друзей? Лучший друг ее, пользовавшийся ее наибольшим доверием, хранил ли он молчание в эту критическую минуту? Этому трудно поверить. Действительно известно, что сэр Генри Эллиот, узнав о восстании и боясь новых опасных осложнений, первый дал Порте совет потушить мятеж, “не разбирая средств”. Это не было тайной ни для кого, пока не узнали, каким образом Порта воспользовалась данным советом. Понятый и осуществленный иначе, совет этот был бы в сущности хорош. Но всякий совет, будь он сам по себе прекрасен, становится пагубным и роковым, как скоро применяется людьми, лишенными такта. Быть может, сэр Генри не знал, что Порта прибегнет к черкесам, быть может, он не знал, на что эти дикари способны».

О том, что болгар зверски вырезают целыми селами, в Европе поначалу не знали. Ну или не хотели знать. Слухи, конечно, доходили, но отрывочные. Тем более что рассказывать было особенно некому — турки вырезали всех, кого могли. Первые, очень неточные сообщения о том, что якобы где-то в Болгарии турецкие войска кого-то убили, появились в английских газетах в начале мая. И на них внимания не обратили. Но вдруг случилось то самое, что принято называть красивой и заезженной фразой — «один человек изменил ход истории». Но в данном случае все было именно так. И человек этот был не кто иной, как все тот же отчаянный американский журналист Януарий Мак-Гахан. Он дружил с Юджином Скалером — американским дипломатом, автором книги о Туркестане, которую я упоминал раньше. Скалер как раз в начале июня 1876 года прибыл в Константинополь на должность секретаря американской дипмиссии, а также генерального консула. В Константинополе тогда работал американский миссионерский колледж, и учившиеся в нем болгарские студенты и преподаватели собрали информацию о событиях на Родине и передали ее британскому послу. Посол на это не отреагировал никак. Почему, понятно. Он ведь сам давал «отмашку» резать всех. Тогда болгары передали информацию в английские газеты The Times и London Daily News. Первая ничего публиковать не стала, а вторая все же напечатала статью, и было это в конце июня 1876 года. В Лондоне начался политический скандал.