Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для тех, кто полагал, что решение социальных и экономических проблем Республики заключалось в концентрации власти в центре, в руках принца Оранского, которого серьезные оранжистские авторы проектов реформ, вроде Бентинка ван Рона, искренне считали способным прислушиваться и следовать их советам, ситуация 1750-51 гг. выглядела многообещающей и была единственным вариантом конституционного устройства, как выражался Исаак де Пинто, выдающийся энтузиаст, «par laquelle la république peut conserver son lustre et sa splendeur» («благодаря которому республика сможет сохранить свой блеск и великолепие» (фр.)). Де Пинто особенно надеялся на быстрое возрождение нидерландских финансов, мануфактур и навигации, считая его способом облегчения социальной напряженности и беспокойства, и развития искусств и науки. Но революция, которую поддерживали и от которой ожидали результатов такие люди, не была доведена до завершения. К глубокому разочарованию его сторонников, штатгальтер неожиданно скончался в Гааге в возрасте всего сорока лет, 22 октября 1751 г.
Характер Республики и ее органов власти подвергся фундаментальному изменению в результате оранжистской революции 1747-51 гг. Но опасения и тревоги, вызвавшие ее, не были устранены. Упадок нидерландской промышленности продолжался, как и раньше. Уже в 1750 г. амстердамские купцы, похоже, вернулись к прежнему пессимистическому взгляду на перспективы торговли и судоходства Республики. Падение курса акций ОИК в Амстердаме с 584 до 492% с января по июль 1750 г. было интерпретировано как признак отсутствия уверенности в надежности положения Республики и ее коммерции, а равным образом в недавно реформированной структуре ОИК, которое стало результатом назначения наследственного штатгальтера «Главным директором» (Opperbewindhebber) Объединенной Ост-Индской компании в 1749 г., с полномочиями оказывать влияние на выбор других директоров, а в Зеландии — выбирать их напрямую.
Но хотя причины недовольства и тревоги остались, правящий режим в Гааге показал себя более способным подавлять протест и волнения. Соединенные Провинции, в их пришедшем в упадок состоянии, отныне являлись довольно неспокойной, потенциально нестабильной страной (как подчеркивал Пинто), подверженной целому ряду экономических и политических трений, страной, нуждавшейся, в глазах нового режима, в более действенных и жестких мерах по пресечению волнений, чем те, которые применялись провинциальными ассамблеями в прошлом. Когда, например, в Харлеме в январе 1750 г. появились признаки нового движения ополчения и бюргеров, бургомистры вскоре утратили контроль над ситуацией; но режим в Гааге энергично отреагировал, послав войска занять город. Делегаты, отправленные ротами харлемского ополчения в Гаагу для предъявления своих требований штатгальтеру, были просто взяты под арест.
В определенной степени смерть штатгальтера во цвете лет, оставившего трехлетнего сына на попечении его матери, которая отныне носила титул «принцессы-опекунши», но была иностранкой, неизбежно привела к ослаблению режима и штатгальтерства. Анна Ганноверская взяла на себя значительную часть политических функций штатгальтерства от имени своего сына, но, разумеется, не могла обладать такой же реальной властью, как ее муж с 1747 г. Для того, чтобы помогать ей в управлении страной, сложился неформальный комитет, главными членами которого были Бентинк ван Рон; Питер Стейн, новый пенсионарий Голландии (1749-72 гг.); председатель голландского ridderschap'а; и знаменитый военачальник, герцог Людвиг-Эрнст фон Брауншвейг-Вольфенбюттельский, известный англичанам под именем Брунсвика, ранее состоявший на австрийской службе, который командовал союзными войсками в Статс-Брабанте и Фландрии во время французского вторжения 1747-48 гг. Вильгельм IV и Бентинк ван Рон очень восхищались им и уговорили императрицу Марию-Терезию отпустить его со службы в 1750 г., чтобы он смог принять постоянное командование над армий Генеральных Штатов. Хотя Анна Ганноверская изначально относилась к нему с подозрением, позднее она стала считать его опорой режима и самым надежным защитником интересов своего сына и Оранско-Нассауского дома.
Несмотря на свою противоположную идеологическую позицию, Бентинк ван Рон был истинным преемником ван Слингеландта в том смысле, что он также был глубоко привержен реформе органов власти Республики с целью создания более целостной федеративной структуры и обеспечения более сильного и прямолинейного руководства в центре. Бентинк ван Рон постоянно пытался с 1747 г. убедить Вильгельма IV учредить кабинет штатгальтера, — официальный комитет министров, который исполнял бы функции центрального органа исполнительной власти в государстве. У Вильгельма IV были и все полномочия, и возможность сделать это, но не хватало воли и четкой программы действий; он был согласен придерживаться старых консультативных традиций в процессе принятия решений, пока регенты и дворяне выказывают ему должное почтение и считают его двор источником патронажа. «Конференции» начала 1750-х гг. представился последний шанс создать центральное государственное министерство, но она так и не была признана Генеральными Штатами и еще больше ослаблена тем, что принцесса-опекунша имела обыкновение следовать советам придворных фаворитов, не входивших в состав «конференции», зачастую, людей с сильными английскими связями. «Конференция» продолжала собираться на заседания дважды в неделю до смерти Анны Ганноверской в 1759 г. Но Бентинк ван Рон, ее главный вдохновитель, к 1753 г. напрочь разочаровался в ней.
После смерти Вильгельма IV и в еще большей степени после смерти Анны в 1759 г. регенты и дворяне в провинциях увидели благоприятную возможность вернуть некоторую часть влияния, утраченного ими с 1747 г.Бывший оранжистский энтузиазм населения охладел до такой степени, что к началу 1750-х гг. с этой стороны почти не приходилось ожидать сопротивления. В марте 1752 г. партия-фракция Штатов при некоторой доле народной поддержки восстановила контроль над амстердамским vroedschap'ом, и составила новый «письменный контракт» для определения порядка выбора бургомистров, исключив из этого процесса принцессу и ее советников. В августе 1755 г. двадцать членов харлемского vroedschap'а, в том числе несколько ревностных оранжистов, вошедших в его состав только в 1748 г., объединили усилия с целью сокрушения влияния двора, составив новый «письменный контракт», отстранявший от власти десять оранжистских лоялистов.
Всё это привело к определенным последствиям как для внешней, так и для внутренней нидерландской политики. Двор придерживался сильной пробританской ориентации, и всё время, особенно в середине 1750-х гг., накануне начала Семилетней войны, Бентинк ван Рон и герцог Брунсвик стремились укрепить армию и усилить оборонительные сооружения Республики. Напротив, партия-фракция Штатов, особенно в Амстердаме, отдавала предпочтение интересам торговли, судоходства и колоний и была проникнута — как и купцы и негоцианты — глубокими антибританскими настроениями. Большинство голландских регентов не испытывали никакого желания воевать с Францией, предпочитая политику нейтралитета, которая, однако, почти не пользовалась поддержкой у Анны Ганноверской и ее советников. Тем не менее, позиция партии-фракции Штатов в этом отношении была значительно усилена провалом переговоров относительно статуса «барьерных» городов между Республикой, Британией и Австрией в 1753-54 гг. Британия была встревожена тем, что императрица Мария-Терезия возобновит старый союз и позволит нидерландцам возродить и укрепить их «барьерные» гарнизоны в Южных Нидерландах. Но Австрия, в это время сближавшаяся с Францией, проявляла мало интереса к предложениям нидерландской стороны и отказала в требуемых финансовых и административных уступках.