Его телефон зазвонил, наверное, еще при посадке. Когда Шрив ответил, изображения не появилось, только голос.

— Что?

Я сказал:

— Для поэтической справедливости требуется поэт. Я же обердетектив Джил Гамильтон, на службе в АРМ, мистер Шрив. На Луне оказался случайно.

— Я гражданин Луны, Гамильтон.

— Но Валери Райн была с Земли.

— Гамильтон, сейчас мне надо сделать пробежку. Дайте мне надеть наушники и встать на дорожку.

Я рассмеялся:

— Займитесь этим. Рассказать вам одну историю?

Я услышал прерывистое дыхание. Так дышит больной человек, выбираясь из космического корабля, но не тот, кто при низкой гравитации упражняется на бегущей дорожке. Никаких признаков, указывающих на возню с наушниками; они уже были на месте в его гермошлеме.

Блеф за блеф. Я сказал:

— Я сейчас сижу на краю кратера Дель Рей, под защитой моего щита Шрива и снимаю вас через телеобъектив.

Геката прикрыла лицо, сдерживая смех.

— У меня нет времени на эту чушь, — сказал Шрив.

— Наверняка есть. Через несколько минут вы столкнетесь с такой радиацией, что можете уже считать себя мертвым. Это в том случае, если собираетесь куда-то направиться вместе с телом. У вас есть портативный щит Шрива? Модель двадцать восемь или двадцать семь? Эксперимент, который почти удался? Признаю, я думал, что вы подождете прибытия двадцать девятой модели.

Пыхтение продолжалось.

— Если вы забрали более ранний экспериментальный щит Шрива, мы это сможем установить. Они стали портативными еще до вашей отставки, но сейчас вам пришлось бы с кем-то договориться и еще понадобились бы люди, чтобы погрузить его.

Размеренное сопение: то ли он на бегущей дорожке, то ли тащит тяжелую тележку по неровной местности. Он собирался блефовать до конца.

— Отставка вывела вас из системы, Шрив. Когда компания «Гелиос-энергия-один» начала посылать тягачи в Дель Рей, вы уже не заправляли делами, а когда шериф Бауэр-Стенсон попросила вашу миз Котани одолжить новый прототип, вы несколько часов об этом не знали.

Он спросил:

— Где она?

Заговорила Геката:

— Мы ее уже вскрыли, мистер Шрив.

Сопение участилось.

— Шрив, я знаю, что вы не боитесь банков органов, — сказал я. — Больницы от вас ничего не примут. Вернитесь и расскажите нам, как все было.

— Нет. Но историю… вам я расскажу, обердетектив и шериф. Это история о двух блестящих экспериментаторах. У одной не было никакого представления, как обращаться с деньгами, поэтому другому вместо работы над проектом приходилось следить за расходами. Мы были влюблены не только друг в друга, но и в идею.

Он задышал спокойнее. И продолжал:

— Теорию мы разработали вместе. Я понимал теорию, но прототипы продолжали сгорать и взрываться. Каждый раз происходило что-то новое. Валери всегда точно знала, что именно пошло не так и как это исправить. Подкрутить источник питания. Повысить точность электроники. Я за ней не поспевал. Я знал только, что деньги у нас кончаются. И вот в один прекрасный день все получилось. Эта штука заработала. Валери клялась, что она работает. У нас уже были все необходимые измерительные приборы. Последние наши марки я потратил на видеокамеру. Объективы. Целые ящики батарей. Это устройство — мы назвали его щит Максивал — пожирало энергию, словно завтра никогда не наступит. Мы отправились в кратер Дель Рей. Это была идея Валери. Испытать устройство и заснять испытания. Любой, кто увидел бы, как Валери танцует в кратере Дель Рей, осыпал бы нас деньгами без счета.

— Джил, он поднимается.

Слишком быстро. Я внезапно понял, почему его дыхание восстановилось. Он бросил свою «Модель двадцать какую-то» в пыли. Может, она перестала работать; может, ему уже было все равно.

— И что же пошло не так? — спросил я.

— Она отправилась с прототипом в Дель Рей. Просто прошлась, повернулась и попозировала перед камерой, сделала несколько гимнастических упражнений, оставаясь внутри защитного поля, и со всем этим свечением вокруг нее, и ее лицо сияло внутри гермошлема. Она была прекрасна. Потом она посмотрела на приборы и закричала. Я заметил это и на моем пульте: поле постепенно слабело. Она закричала: «О боже, поле отказывает! — и бросилась бежать. — Думаю, я смогу добежать до края. Вызови больницу в Копернике!»

— Бежала со щитом? Разве он не был слишком тяжел?

— Как вы об этом узнали?

Геката сказала:

— Джил, он просто плывет вдоль края кратера. Парит.

Я кивнул ей и сказал Шриву:

— Это и было нашей самой большой проблемой. Что вы затерли, расплескав пламя ракеты по кратеру? Догадываюсь, ваш генератор поля был велик. Он находился на какой-то тележке, которую Райн могла тянуть. Она потащила за собой сверхпроводящий кабель, а источник энергии остался у вас.

— Да, это так. А потом она побежала и бросила его. Если бы она добралась до больницы, каждый коп на Луне захотел бы посмотреть, как устроен наш предполагаемый радиационный щит. Доктора захотели бы узнать, какому именно излучению она подверглась. У нас не оставалось и десяти марок. Никто не поверил бы, что у нас есть что-то работающее, светившееся в темноте вокруг Валери, а если бы и поверил, то увидел бы схемы в четырехчасовых новостях.

— И вы вытащили его назад.

— Руками, метр за метром. Разве я должен был оставить его валяться на Луне? Но она увидела, что я делаю. Она — не знаю, что она подумала, — она убежала к центру кратера. Я уже облучился довольно сильно, но эти следы… не только от ног, но и…

— Следы от кабеля, — сказал я, — повсюду в пыли, словно на конференции гремучих змей.

— Любой, заглянувший за краевой вал, их бы заметил! Поэтому я поднял лемми над стеной кратера, положил набок и запустил двигатель. Уж не знаю, что тогда подумала Валери. Она оставила какую-нибудь предсмертную записку?

— Нет, — сказала Геката.

— Даже если бы она это сделала, кто бы ее прочитал? Но я схватил слишком большую дозу, это меня едва не убило.

— В каком-то смысле так и случилось, — заметил я. — Лучевая болезнь заставила вас рано уйти в отставку. Это тоже послужило мне подсказкой.

— Гамильтон, где вы?

— Погодите, Геката! Шрив, из благоразумия я не отвечу.

Геката сказала с раздражением:

— Джил, он ускоренно поднимается прямо вверх. Что это все вообще значит?

— Прощальный жест. Правильно, Шрив?

— Правильно, — ответил он и отключил телефон.

Я объяснил Гекате:

— Когда его «Модель двадцать какая-то» отключилась, ему ничего не оставалось. Он начал искать меня. Залить мой корабль огнем от своего лемми. Хоть я и солгал насчет того, что нахожусь на валу Дель Рея, мы не знали, на чем именно он летит, Геката, и я не хотел, чтобы он узнал, где мы находимся. Даже лемми может причинить серьезные повреждения, если врежется в «Гелиос-энергию-один» на полной тяге. Что он делает сейчас?