Шрифт:
Интервал:
Закладка:
940
Ерофеев 2005. С. 351. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием аббревиатуры ЗК и номера страницы.
941
Гайсер-Шнитман 1989.
942
См., напр.: Лейдерман Н., Липовецкий М. Москва – Петушки Вен. Ерофеева // Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература: 1950–1990‐е годы: В 2 т. М., 2003. Т. 2. С. 391–394.
943
Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990. 543 с.
944
Зорин А. Опознавательный знак // Театр. 1991. № 9. С. 121.
945
Там же. С. 121.
946
Впервые: Ready O. In Praise of Booze: «Moskva-Petushki» and Erasmian Irony // The Slavonic and East European review. Vol. 88. № 3. July 2010. 88(3). P. 437–467. Для настоящего издания статью перевел Виктор Сонькин. Автор признателен Эндрю Кану, Сергею Рою, Илье Виницкому и анонимным рецензентам SEER за их ценные комментарии и указания.
947
Цитируется по личному свидетельству Натальи Шмельковой, подруги Ерофеева в его последние годы, в кн. «Последние дни Венедикта Ерофеева» (М., 2002. С. 157). О спорной дате создания «Москвы – Петушков» см. примеч. 1 на с. 466.
948
См.: Ерофеев 2003. C. 590–601 (с. 598).
949
См. примеч. 1 на с. 455.
950
Существенное свидетельство раблезианского интертекста указано в кн. Светланы Гайсер-Шнитман: Гайсер-Шнитман 1989. С. 84. Власов размышляет о том, что вошедшее в поговорку замечание Стультиции о том, что «обезьяна всегда остается обезьяной, если даже облечется в пурпур; так и женщина вечно будет женщиной, иначе говоря – дурой, какую бы маску она на себя ни нацепила», отражается в Веничкиных обещаниях облечь свою возлюбленную «в пурпур»; Власов Э. Бессмертная поэма Венедикта Ерофеева «Москва – Петушки»: Спутник писателя. Саппоро, 1998. С. 98. Оба мотива повторяются в обоих текстах.
951
Ерофеев В. Москва – Петушки. М., 2004. С. 92. Это издание представлено издателем Захаровым как «первое в России издание полного авторского текста». Оно воспроизводит текст, опубликованный в 1973 году в Иерусалиме и в 1977 году в Париже, но включает исправления самого Ерофеева.
952
Ерофеев В. Москва – Петушки. С. 90.
953
Там же. С. 88. Чувство неполноценности, возникающее от сопоставления «нас» (России) и «их» (Европы) комически обыгрывается в словах Прохорова в пьесе Ерофеева «Вальпургиева ночь» (1985). См.: Ерофеев В. Вальпургиева ночь, или Шаги командора. М., 2004. С. 36.
954
Ерофеев В. Москва – Петушки. С. 27.
955
Здесь, пожалуй, самый выразительный пример – это Илья Эренбург. Его широко известные мемуары, часто пародируемые Веничкой, описывают, как холодно он был принят на Западе; впрочем, в отличие от Венички, он остался во Франции. См.: Власов Э. Заграница глазами эксцентрика: к анализу «заграничных» глав // Venedikt Erofeev’s Moscow – Petushki: Critical Perspectives / Ed. Karen L. Ryan-Hayes. New York, 1997. P. 197–220.
956
Власов видит Франсуа Виллона (Вийона) предшественником статуса отверженного автора Венички; поэт был доступен в переводах Эренбурга; см.: Там же. С. 213–214.
957
Ерофеев 2005.
958
Бахтин, по свидетельствам, пришел в замешательство от «энтропии», которую воспринял в концовке. См.: Lipovetsky M. Russian Postmodernist Fiction: Dialogue with Chaos, ред. Eliot Borenstein. New York, 1999. P. 66–67, и Зорин А. Опознавательный знак. C. 121.
959
Эпштейн М. После карнавала, или вечный Веничка // Ерофеев В. Оставьте мою душу в покое: Почти все. М., 1997. С. 19–23 и пр.
960
О юродстве и его происхождении см.: Иванов С. Блаженные похабы: Культурная история юродства. М., 2005. Согласно Марку Липовецкому, «культурный архетип блаженной глупости служит основой для главного героя поэмы – Венички Ерофеева, двойника автора» (Lipovetsky M. Russian Postmodernist Fiction: Dialogue with Chaos. P. 70. См. также: Ottovordemgentschenfelde N. Jurodstvo: eine Studie zur Phänomenologie und Typologie des Narren in Christo: Jurodivyj in der postmodernen russischen Kunst, Venedikt Erofeev Die Reise nach Petuški, Aktionismus Aleksandr Breners und Oleg Kuliks. Frankfurt a.M., 2004. Другие источники перечислены у Иванова, с. 380. Интересное сравнение с другой русской парадигмой предлагает Жива Бенчич, связывая «Москву – Петушки» с литургическими пародиями второй половины XVII века; см.: Бенчич Ж. Образ Венички Ерофеева // Russian Literature. № 51. 2002. С. 254–257).
961
Как указывает и Иванов (с. 381).
962
В этом отношении у него больше общего с любимым философом Ерофеева Василием Розановым. Восприятие последнего как юродивого, характерное для ряда критиков, – не более чем свободная метафора; любовь Розанова к семейной жизни и его ненависть к христианскому аскетизму – лишь два примера его несовместимости с парадигмой юродства.
963
Lipovetsky М. P. 71. Конечно, никакая изолированная модель не может предложить полное «объяснение» загадок многосоставной поэмы. Проза Достоевского, например, – это тоже важный источник вдохновения, заслуживающий отдельного изучения. Сложная игра трезвости и пьянства, разума и глупости, лжи и правды проходит через все «Преступление и наказание» (1866), начиная с пьяных монологов Мармеладова в кабаке – этот раздел был первоначально задуман как отдельный рассказ под названием «Пьяненькие». Разумихин, несмотря на свою фамилию, утверждает, что «истина в вине» и что мы «довремся же наконец и до правды». Его речи на эту тему неоднократно отзываются в «Москве – Петушках», как и мармеладовские поиски «скорби и слез» через выпивку. См.: Достоевский Ф. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1972–1990. Т. 6. С. 162, 156, 20–21. Классический мотив in vino veritas сохранялся в поэзии Серебряного века, которую Ерофеев высоко ценил.
964
См. особенно Первое послание к коринфянам, 4:7–13.
965
Примеры из XIX века включают толстовского Гришу, плачущего всю ночь в «Детстве»; Парамона юродивого у Глеба Успенского, который тащит свои цепи от села
