— Не управлять папоолой буду я, — предупредил Люк. — В режиме дистанционного контроля. В этом я поднаторел несколько больше, чем вы.

Ведь, как–никак, это я создал их.

— Разумеется, — согласился Эл. — Все равно у меня будут заняты руки во время игры.

— Верно, — сказал Люк, — вам понадобятся обе руки для того, чтобы держаться за этот бутыль.

Что–то в тоне голоса Люка заставило Яна Дункана встревожиться. Что это Люк затевает? Впрочем, в любом случае у него и у его приятеля Эла не было иного выбора; им необходима была помощь папоолы. И в этом не приходилось сомневаться–Люк сумеет прекрасно справиться с управлением ею; он уже доказал свое превосходство на Элом несколько минут назад, а кроме того, как верно заметил Люк, Эл всецело будет занят своим кувшином.

И все же…

— Луни Люк, — сказал Ян, — сами–то вы когда–нибудь встречались с Николь?

— Конечно, — уверенным тоном произнес Люк. — Много лет тому назад. У меня тогда были одеваемые на руки, как перчатки, тряпичные куклы; мой отец и я переезжали с одного места на другое, давая кукольные представления. И в конце концов выступили в Белом Доме.

— И что тогда было? — спросил Ян.

Люк ответил не сразу.

— Она… мы ей были совершенно безразличны. Сказала что–то о наших куклах. Что они представляют собой непристойное зрелище.

И вот тогда–то вы ее и возненавидели, сообразил Ян. И никогда уже не могли простить ей этого.

— и так оно и было на самом деле? — спросил он у Люка.

— Нет, — ответил Люк. Правда, в одном из действий нашего спектакля был небольшой стриптизик. Наши куклы изображали этаких глупых, непутевых девах. Но до этого никто не возражал против такого эпизода. Папаша мой принял эту неудачу очень близко к сердцу, а вот меня это нисколько не задало.

Лицо его оставалось при это совершенно невозмутимым.

— Тогда Николь была уже Первой Леди? — спросил Эл.

— О да! — воскликнул Люк. — Она занимает этот пост вот уже в течение семидесяти трех лет; вы разве не знаете этого?

— Но ведь это невозможно! — почти одновременно вскричали Эл и Ян.

— Тем не менее это именно так, — сказал Люк. — На самом деле она теперь очень пожилая женщина. А как же иначе. Бабушка. Однако выглядит, так я полагаю, все еще очень неплохо. Вы в этом сами убедитесь, когда увидите ее.

— По телевидению… — совсем уже ошеломленный, начал было Ян.

— О да, — предвосхитил его Люк. — На экранах телевизоров она выглядит примерно лет на двадцать. Но загляните в учебники истории… Правда, они, разумеется, запрещены для всех кроме притов. Я имею в виду настоящие книги по истории — совсем не те, которые вам дают для изучения с целью подготовки к сдаче всех этих релпол–экзаменов. Стоит вам туда заглянуть, и вы сами сможете определить ее возраст. Там есть все необходимые для этого факты. Погребенные под нагромождением всяческого вздора.

Факты, отметил про себя Ян, вряд ли могут что–либо значить, когда сам можешь своими собственными глазами видеть, какая она юная. А видим мы это каждый день.

Люк, вы лжете, подумал он. И мы знаем это: мы все прекрасно понимаем.

Мой друг Эл видел ее. Эл не стал бы молчать, если бы она в самом деле была такая старая. Вы ненавидите ее — вот что вами движет. Потрясенный, он повернулся спиной к Люку, не желая теперь больше ничего иметь общего с этим человеком. Семьдесят три года в Белом Доме — значит сейчас Николь почти девяносто. Он содрогнулся от мысли об этом; решил сразу же выбросить это из головы. Или, по крайней мере, попытался это сделать.

— Удачи вам, ребята, — сказал Люк, продолжая пережевывать свою зубочистку.

* * *

До чего же плохо, отметил про себя Эл Миллер, что правительство расправилось с психоаналитиками. Он бросил взор через весь свой крохотный офис на своего дружка, Яна Дункана. Потому что он совсем расклеился, сообразил Эл. Но все–таки одному из психоаналитиков разрешили работать. Он слышал об этом по телевидению. Доктору Сапербу, так, как будто, его звали.

— Ян, — сказал он. — Ты нуждаешься в помощи. Без этого ничего у тебя не получится, когда ты захочешь играть на кувшине для Николь, не такое у тебя сейчас общее состояние.

— Я буду в полном порядке, — коротко сказал Ян.

— Ты бывал когда–нибудь у психиатра? — спросил Эл.

— Пару раз. Правда давным–давно.

— Ты как считаешь — это лучше, чем химиотерапия?

— Хуже химиотерапии ничего нет.

Если он единственный психоаналитик, продолжающий практиковать по всей территории СШЕА, подумалось Элу, то работы у него, несомненно, по горло.

Скорее всего, ему просто не под силу принимать каких–либо пациентов.

Тем не менее, чем черт не шутит — он отыскал телефонный номер психоаналитика, поднял трубку и набрал этот номер.

— Кому это ты звонишь? — подозрительно спросил Ян.

— Доктору Сапербу. Последнему…

— Я понял. И кого это ты имеешь в виду? Меня? Себя?

— Обоих, может быть, — ответил Эл.

— Но, главным образом, меня.

Эл ничего не ответил. На экране сформировалось изображение девушки у нее была прелестная, крупная, высоко поднятая грудь — и раздался ее голос:

— Кабинет доктора Саперба.

— Доктор еще принимает новых пациентов? — спросил Эл, пристально вглядываясь в изображение девушки.

— Да, — бодрым, твердым голосом ответила девушка.

— Потрясающе, — произнес Эл, удивленным и вместе с тем очень довольным тоном. — Я и мой партнер хотели бы посетить его в любое удобное для него время. И чем быстрее, тем лучше.

Он назвал сове имя и Яна.

— Вас устроит пятница, в полдесятого утра? — спросила девушка.

— Договорились, — согласился Эл. — Премного благодарны, мисс. Мэм.

Он энергично бросил трубку.

— Мы добились этого! — воскликнул он, повернувшись к Яну. — Теперь мы можем развеять свои опасения с помощью высококвалифицированного профессионала. Ты знаешь, расскажи ему в се о материнском имидже, который тебя одолевает — кстати, ты обратил внимание на эту девушку? Из–за того…

— Иди лучше ты сам, — сказал Ян. — Я, пожалуй, воздержусь.

— Если ты не пойдешь, — спокойно произнес Эл, — я не стану играть на кувшине в Белом Доме. Так что для тебя же лучше пойти.

Ян бросил вопросительный взгляд в сторону приятеля.

— Я совершенно серьезно говорю это, — сказал Эл.

Наступило продолжительное, неприятное для них обоих молчание.

— Ладно, я пойду, — произнес Ян, — если Николь Тибо в самом деле девяносто лет, то никакая психотерапия не поможет мне.