Покинув остров Вознесения, мы поплыли в Байю, на побережье Бразилии, чтобы завершить наши кругосветные хронометрические измерения. Мы прибыли туда 1 августа и провели там четыре дня, в течение которых я предпринял несколько длинных прогулок. Я был рад убедиться в том, что мое наслаждение тропическим пейзажем ничуть не уменьшилось с потерей новизны. Элементы этого пейзажа до того просты, что их стоит упомянуть в доказательство того, какими незначительными особенностями определяются изысканные красоты природы.

Местность можно охарактеризовать как гладкую равнину около 300 футов высотой, повсюду изрытую плоскими долинами. Подобное строение замечательно для страны с гранитным основанием, но оно наблюдается почти повсеместно в тех более мягких формациях, из каких обычно сложены равнины. Вся поверхность страны покрыта различными величественными деревьями, между которыми расположены участки обработанной земли, а среди этих участков возвышаются дома, монастыри и церкви.

Следует напомнить, что в тропиках буйная пышность природы сохраняется даже поблизости от больших городов, ибо естественная растительность живых изгородей и склонов холмов производит впечатление большей живописности, нежели все то, что может создать искусный труд человека. Поэтому тут немного таких мест, где ярко-красная почва представляет резкий контраст со сплошным зеленым покровом. С края равнины открываются далекие виды то на океан, то на большой залив с его низменными, лесистыми берегами и белыми парусами многочисленных лодок и челноков.

Кроме этих пунктов вид отовсюду крайне ограничен; когда проходишь по ровным тропинкам, лишь изредка промелькнет справа или слева уголок одной из лесистых долин, лежащих внизу. Могу добавить, что дома и особенно храмы выстроены в каком-то своеобразном и довольно фантастическом стиле. Все они выбелены, и когда их освещало яркое полуденное солнце, то на фоне голубого небосклона они казались скорее какими-то призраками, нежели реальными зданиями.

Таковы элементы пейзажа, но безнадежно пытаться описать общее впечатление. Ученые натуралисты описывают эти картины тропиков, называя множество предметов и упоминая некоторые характерные особенности каждого из них. Для ученого путешественника это, возможно, связано с какими-нибудь определенными представлениями; но кто же еще, увидев растение в гербарии, может представить себе, как оно выглядит, произрастая на своей родной почве?

Кто, увидев отдельные образцы растений в теплице, сможет вообразить одни из них увеличенными до размеров лесных деревьев, а другие переплетенными в дебрях джунглей? Кто, рассматривая в кабинете энтомолога ярких экзотических бабочек и необыкновенных цикад, свяжет с этими безжизненными объектами непрекращающуюся трескучую музыку последних и ленивый полет первых – обстоятельства, неизменно сопровождающие тихий знойный полдень тропиков?

Такие картины нужно созерцать тогда, когда солнце достигает высшей точки: тогда великолепная плотная листва мангового дерева окутывает землю необыкновенно густой тенью, в то время как верхние ветви благодаря обилию света сверкают самой яркой зеленью. В умеренном поясе дело обстоит иначе: растительность там не так темна и не так богата, а потому больше всего красоты предают пейзажам лучи заходящего солнца с их красными, пурпурными и ярко-желтыми оттенками.

Тихо бродя по тенистым тропинкам и любуясь каждым раскрывающимся видом, я стремился найти слова для выражения своих мыслей. Я перебирал один эпитет за другим, но все они оказывались слишком слабыми, чтобы передать тем, кто не бывал в тропических странах, переживаемое мной чувство восторга. Я уже говорил, что по тепличным растениям нельзя составить верного представления о растительности, но должен еще раз вернуться к этому сравнению.

Вся страна представляет собой одну сплошную дикую беспорядочную роскошную теплицу, которую создала для себя Природа, но которой завладел человек, усеяв ее приветливыми домами и благоустроенными садами. Как велико было бы желание всякого восторженного любителя природы повидать, если бы это было возможно, пейзаж другой планеты! Но можно в самом деле сказать, что на расстоянии каких-нибудь нескольких градусов от его родной земли перед каждым европейцем раскрываются красоты иного мира.

Во время моей последней прогулки я вновь и вновь останавливался, чтобы еще раз вглядеться в эти красоты, и старался навсегда сохранить в памяти те образы, которые, я знаю, со временем рано или поздно должны поблекнуть. Формы апельсинного дерева, кокосовой пальмы, других пальм, мангового дерева, древовидных папоротников, банана в отдельности отчетливо останутся в памяти, но тысячи красот, объединяющих их в одну целостную картину, должны изгладиться; однако и от них останется в сознании, точно сказка, слышанная в детстве, картина, полная смутных, но удивительно прекрасных образов.

6 августа. После полудня мы вышли в море, намереваясь взять курс прямо к островам Зеленого Мыса. Однако неблагоприятные ветры задержали нас, и 12-го мы вошли в гавань Пернамбуку, большого города на побережье Бразилии, под 8° южной широты. Мы бросили якорь с внешней стороны рифа, но через некоторое время на борт к нам явился лоцман и ввел нас во внутреннюю гавань, где мы остановились у самого города.

Пернамбуку выстроен на узких и низких песчаных берегах, разделенных мелкими солоноводными каналами. Три части города соединяются между собой двумя длинными мостами, построенными на деревянных сваях. Все части города одинаково отвратительны; улицы узкие, плохо мощеные и грязные, дома высокие и мрачные. Период сильных дождей еще не совсем окончился, отчего вся окрестность, почти не поднимающаяся над уровнем моря, была затоплена водой, и мне ни разу не удалось совершить длинной прогулки.

Плоская болотистая местность, на которой стоит Пернамбуку, окружена на расстоянии нескольких миль полукругом низких холмов или, вернее, обрывистым краем местности, возвышающейся, быть может, на 200 футов над уровнем моря. Старый город Олинда стоит на одном конце этой цепи. Однажды я взял челнок и поехал туда вверх по одному из каналов; я убедился, что старый город вследствие своего расположения и приятнее, и чище, чем Пернамбуку.

Я должен здесь отметить одно обстоятельство, случившееся в первый раз за все время нашего почти пятилетнего странствования, а именно: я натолкнулся на нелюбезное отношение: в двух домах мне сердито отказали, и только в третьем я с трудом получил разрешение пройти через сад к одному невозделанному холму, чтобы окинуть взглядом местность. Я рад, что это произошло на земле бразильцев, ибо я не питаю к ним добрых чувств: это вместе с тем земля рабства и, следовательно, нравственного унижения. Испанец устыдился бы самой мысли об отказе в подобной просьбе или о грубом обращении с чужеземцем. Канал, по которому мы ехали в Олинду и возвращались обратно, был окаймлен с обеих сторон мангровыми деревьями, которые, точно миниатюрный лес, поднимались из жирных илистых берегов[375].