Грохот салюта, гром оркестров, вверх взлетают тысячи голубей. На перроне – комитет по встрече в составе:

цесаревич – 1 шт.,

невеста цесаревича – 1 шт.,

московский генерал-губернатор – 1 шт.,

оркестр и почетный караул 12-го гренадерского Астраханского его величества полка – 1 шт.,

толпа восторженных москвичей – 1 шт.,

автомобили представительского класса – 2 шт.

Батюшка уверенно шагает к авто, и императрице Марии Федоровне ничего не остается, как последовать за ним. На лице у нее написано страдание. Я тут же вспоминаю замечательный мультик («Ой, да не полезу я в эту страсть! Да что я, одичала, что ли?! – Маремьяна! Не страмись, не страмись перед державами! Лезь в дудку!») и с трудом подавляю улыбку. Ну вот, вроде все уселись? Можно двигаться…

В автомобиле едут только Александр III с супругой. Я предпочел потрясающего жеребца изабелловой масти, настоящего ахалтекинца, подаренного мне московским купечеством. Этот подарок я получил за небольшие, но весьма важные нововведения в торговой жизни старой столицы, почерпнутые из будущего. Например, за дотации на развитие малого и среднего бизнеса, за идею фиксированной связи таксы на грузоперевозки в пределах Москвы и губернии с километражем и тому подобные мелочи. Так что я гарцую на своем коне в непосредственной близости от императорского автомобиля, возглавляя конвой из атаманцев.

Второй автомобиль в принципе предназначался для Моретты, но… силен во мне чертик ехидства. Все-таки не люблю я эти чопорные приемы XIX века. Статичные они какие-то. Немного жизни им не повредит. Поэтому я подхватываю свою нареченную, поднимаю ее к себе и усаживаю впереди себя на коня. Моретта пищит от восторга, батюшка ухмыляется в бороду. Даже маменька соизволяет улыбнуться. Народ неистовствует. Толпе всегда нравились чувства напоказ. Ничего-ничего, вот мы им скоро настоящую жизнь устроим, с массовыми гуляниями и народными праздниками – совсем счастливыми станут!

Со следующей недели на свадьбу начали съезжаться приглашенные представители правящих фамилий. Первыми, разумеется, прикатили наши датские родственники. Ну, это понятно – все-таки натуральные кузены, дядюшка, тетушка… Блин, что ж они на подарок-то пожались? Хоть бы один остров в Вест-Индии подарили. Как же, дождешься от них…

А вот вторыми я, честно говоря, ожидал Гогенцоллернов, но… Чудны дела твои, господи! Вторым прибыл император Франц-Иосиф с семейством. М-да уж… Этот, разумеется, так меня любит, так любит, что, наверное, задушил бы в объятиях, если бы имел на это хоть малюсенький шанс. В первый же вечер по своему приезду двуединый монарх произнес на ужине спич, смысл которого сводился к тому, что наши страны всегда объединяла самая искренняя дружба и готовность прийти на помощь соседу. «Старик Прогулкин»[242]добрым словом помянул прадедушку и тезку императора Николая, с особой теплотой отозвавшись о помощи, оказанной Россией Австро-Венгрии во время Венгерского восстания. Любо-дорого было посмотреть, какую мину он скорчил, когда в ответной речи я упомянул «дружескую, нет, истинно братскую помощь, оказанную австрийцами России во время последней и предпоследней Русско-турецких войн»[243].

Следующими явились шведы, за ними голландцы. Потом прикатил принц Уэльский Георг. Попутно собирались и наши «милые родственнички» Романовы. Я уже начинаю одуревать от этих бесконечных «торжественных» встреч будущих врагов. Хотя почему «будущих»? Враги они уже вполне нынешние, только пока еще прячут кинжалы за фальшивыми улыбками. Откровенно говоря, единственным светлым пятном за все это время был приезд дяди – великого князя Владимира Александровича. И чего на него Дорофеич наезжал? Толковый мужик. Ко мне относится как к родному, привез кучу новостей и кучу новых проектов. Черт возьми, надо бы постараться как-то почаще видеть его в Москве. Покажу ему кое-какие свои наработки тактических схем по пулеметам, новые варианты использования полевой артиллерии. Глядишь, еще один Романов избежит печальной участи после моего вступления на престол!

Утром мы едем на вокзал, встречать кронпринца Германской империи. Вильгельм прибывает одним из последних, буквально накануне свадьбы. Разумеется, будь его воля – он бы приехал намного раньше, но матушка, понимая, что Гогенцоллерны не могут не присутствовать на свадьбе наследника российского престола, должно быть, тянула до последнего: вдруг Фридрих II умрет, и тогда можно будет не отпускать Вилли под самым благовидным предлогом – траур по кайзеру.

Вилли мы встречаем куда более тепло и сердечно, нежели всех прибывших ранее. Когда он, вместе с Доной и детьми, выходит на перрон, я бросаюсь к нему почти бегом, демонстрируя «искреннюю привязанность и братскую любовь».

– Здравствуй, пока еще кузен! – радостно сообщаю я, крепко стискивая его в объятиях.

– Почему «пока»? – оторопевает Вильгельм.

– Потому что завтра – ты мне уже не кузен. Ты мне – брат!

Вильгельм секунду размышляет, потом его усы взлетают в широкой, радостной улыбке:

– Да, а я как-то не понял. Здравствуй, брат мой! Не хочу дожидаться до завтра!

Мы проходим вдоль строя моих атаманцев. Вильгельм обозревает строй казаков в парадных мундирах. Но казаки на него не смотрят, их внимание приковал к себе человек в такой же, как и у них, форме, из свиты германского кронпринца. Это старший брат Шелихова – Степан. Пока братьям еще не довелось обняться или хотя бы поздороваться, но могу себе представить, что будет вечером…

Эти дни перед свадьбой сливались в какой-то один большой праздник. Приезд представителей царствующих фамилий, многочисленных Романовых, встречи, встречи, встречи и подарки, подарки, подарки… Но главное – ее Ники – самый лучший, самый замечательный, самый любимый – был рядом. Теперь она не видела в нем никаких недостатков. Совсем никаких. Ну, почти… Она уже смирилась с его привычками устраивать по утрам занятия «русской гимнастикой», с тем, что за стол вместе с ними садятся его kazak’и. Единственное, что она постаралась сделать в последние дни перед свадьбой, – отучить его от этой странной, глупой привычки курить утром в постели натощак. Но и с этим она примирилась: все это мелочи, в сравнении с тем, что они любят друг друга, что очень скоро они соединятся навсегда, чтобы больше не разлучаться до самой смерти…

Она была так рада, когда Ники назвал Вильгельма братом. Вот и свершилось то, о чем мечтал дедушка, когда ратовал за эту свадьбу. Вот Ники и Вильгельм обнялись, вот прошлись перед строем почетного караула. Вот Ники подвел ее к автомобилю, который украшали флажки российских национальных цветов. Вильгельм, Дона и дети усаживаются во второй автомобиль, который украшают флажки Германской империи. Когда автомобили медленно тронулись, Ники неожиданно весело рассмеялся. Она заинтересованно повернулась к нему: