Сколько я ни таращился, заметить, откуда исходит голос, мне так и не удалось. Напряжению, чуть не вызвавшему резь в глазах, положила конец высокая фигура, бесшумно отделившаяся от дерева метрах в двадцати от меня.

— Приблизься, незнакомец.

Я пожал плечами, выдернул из дерева глубоко засевшую там стрелу, попутно обратив внимание на наконечник — неизвлекаемый, зараза, такими стрелами не охотятся, такими убивают, — и сделал несколько шагов вперед. Затем, повинуясь приказу, подошел почти вплотную. Теперь настала пора таращиться во все глаза — передо мной стоял первый увиденный мной эльф.

Нет, эльфийка… или эльфка… так и не удосужился спросить у Алии, в общем — красивая девушка, на вид лет двадцати. Впрочем, это первое впечатление тут же исчезло, как только наши глаза встретились — таких глаз у молодых девушек быть не может в принципе. Юным девам по природе положено иметь глаза наивные и доверчивые, а не такие, в которых смешались безразличие, немалый жизненный опыт, легкий налет жестокости… нет, жесткости, так будет вернее. Не слишком приятные глаза — да, большие, да, красивые, и все же, в них глядя, понимаешь, почему люди здесь относятся к эльфам с уважением, но без любви. Не располагают они к себе, хоть ты тресни.

На ней был странного цвета плащ — вроде бы серый, а местами коричневый… и немного зеленый… да черт его знает, какого он цвета. Ткань меняла оттенок прямо на глазах — с чьей-то точки зрения, возможно, колдовством попахивает, а с моей — самая обычная ткань, как на наших полевых хаках — хамелеон-костюмах. Только тут богатство палитры и плавность перехода были, пожалуй, поэффектнее.

Она была очень похожа на человека, незначительные мелкие отличия скорее прибавляли ей красоты — уши больше прижаты к голове, глаза чуть удлиненнее, чем встречается у местного населения. Ее волосы — эльфийка откинула назад капюшон — были нежного золотистого цвета, и все же их оттенок был другим, чем у Алии, — если их поставить рядом, то это золото наверняка будет явственно отливать зеленью.

В руках девушка держала длинный лук, почти достававший ей до подбородка — а ростом ее господь, или кто там у эльфов в создателях числится, не обидел. Из-за плеча выглядывало белоснежное оперение торчащих из колчана стрел. Точно таких, как та, что была зажата в моей руке.

С поклоном я протянул ей этот предмет, который чуть было не пришпилил мою голову к дубу. Она молча приняла стрелу и неуловимым жестом отправила в колчан.

— Что ты, воин, делаешь в этих краях? — В ее голосе не содержалось и намека на тепло и доброту.

— Я здесь не один. Там, на поляне, мои спутники… может, пройдем туда и поговорим об этом все вместе?

— Твоим спутникам, оскверняющим лес своим присутствием вообще и уродливой подпалиной кострища в частности, тоже сейчас придется ответить на этот вопрос, и если ты хочешь жить, молись вашему богу, чтобы ответы совпали, — презрительно бросила она, надменно смотря на меня. Эдак свысока, как будто в ней было три метра росту. Спасибо, я уже был просвещен насчет обычного высокомерия Дивного народа, иначе не на шутку оскорбился бы.

— А могу ли я спросить…

— Здесь вопросы задаю я! — На точеных скулах заиграли желваки, милое личико тут же утратило ровно половину своего очарования. — А твое дело, воин, отвечать, что ты делаешь в наших владениях. И почему ты привел с собой, это отродье зла. Я никогда не поверю, что ты не знал о том, ЧТО она такое.

При этих словах в ее голосе прозвучало такое искреннее омерзение, что я не на шутку испугался за Аманду, не сомневаясь, что данный термин относится именно к ней — похоже, оборотней здесь недолюбливают, даже если они столь симпатичны. А посему могут нашпиговать стрелами, даже имени не спросив, — и я не поручусь, что при таком трогательном отношении к данному чуду природы в колчане этой девочки нет серебряных стрел.

— Это долгая история… — неуверенно начал я, не вполне ожидавший, что придется рассказывать о своих планах не великому эльфийскому князю, а его… м-м… пограничнику.

— А я не тороплюсь. — Она даже не улыбнулась. Это была не шутка, а констатация факта. Эльфы, с их долголетием, действительно никогда не торопились.

Нет, она меня слегка достала.

— А не кажется ли вам, милая девочка, что есть темы, о которых можно говорить лишь с теми, кто вправе их услышать?

— Не кажется, — равнодушно пожала она плечами. — Ваше нежелание быть откровенным со мной может, имейте в виду, привести вашу и без того до смешного короткую жизнь к преждевременному концу. И вам не стоит пребывать в опасном заблуждении, что я здесь одна.

— Знаешь, милая девочка, дело мое достаточно важное, чтобы говорить о нем с князем Лемелиском. И думаю, он будет не против услышать рассказ мой и моих спутников. К тому же рассказ этот, как я уже успел заметить, не предназначен для посторонних ушей.

— Я что, недостаточно ясно выразилась? — удивленно распахнула она огромные глаза, в которых начинал разгораться праведный гнев. — Или ты думаешь, что я шучу?

— Я не сомневаюсь в вашем умении нашпиговать меня стрелами, красавица. Я даже подозреваю, что вам этого хочется. Но тогда произойдет вещь крайне неприятная — князь Лемелиск не узнает то, ради чего я намерен с ним встретиться. Я тебя уверяю, он будет очень недоволен.

Ее губы тронула чуть заметная улыбка.

— В ваших словах, воин, есть определенное противоречие. Если я, как вы выразились, утыкаю вас стрелами, то мой сиан так и не узнает, какую новость ему не суждено было услышать…

— Вот поэтому, Лаэли, делать этого и не стоит… Голос исходил из-за моей спины, и я обернулся. К нам приближался высокий эльф — он казался высоким даже мне, а уж для большинства местных жителей он вполне сошел бы и за великана.

Эльфы не бывают старыми, не был таковым и он — но годы откладывают отпечаток даже на мраморе, что там говорить о живом теле. Вечная молодость не означает вечную свежесть юности. И если на первый взгляд эльфу мало кто дал бы больше двадцати или двадцати двух, то уже более пристальное изучение правильных, отточенных черт безукоризненного лица заставило бы поднять планку как минимум до тридцати.

Он двигался совершенно бесшумно — казалось, его ноги вообще не касаются земли, так легка и неслышна была поступь князя. На нем была тонкая кольчуга, сотканная словно из тонкого шелка, а не из стальной проволоки… хотя стальной ли, кто знает, из чего была сделана эта вещь… Поверх кольчуги был небрежно накинут такой же, как у девушки, плащ — ни затейливых узоров, ни золотой вышивки, ни драгоценностей — простой плащ, задача которого не украшать, а скрывать от посторонних глаз. На боку эльфа висел тонкий меч даже, скорее, шпага, и я почему-то подумал: ни один фехтовальщик, каков бы он ни был, не переживет, пожалуй, дуэли с князем…

А это был именно он, Лемелиск, la'nt sean, по нашему — светлый князь. Самый могущественный из эльфийских владык — и не потому, что лучше других держал в руках оружие, владел магией или управлялся с политикой — увы, потому, что он был единственным из оставшихся князей. Заносчивые и непримиримые, одни сложили головы в боях с гномами или, потом, с орками, другие — пали в редких, но кровавых стычках с людьми. Третьи, устав от жизни, сами ушли в леса… Те же, кто остался, были лишь чуточку сильнее или умнее простых эльфов, да и тех становилось все меньше и меньше. Дивный народ вымирал — все реже рождались чистокровные дети, все чаще зеленая листва смыкалась за спиной очередного уходящего в неизвестность юноши с глазами древнего старца.