Отто только что вернулся из Финляндии, его суденышко покачивается у дощатого причала. Шафто знает: оно до сих нагружено тем, что там сейчас финны дают за кофе и пули. Сам Отто сидит в доме, с красными от недосыпа глазами, и, ясно дело, глушит кофе в беспросветной тоске.

— Где Джульета? — спрашивает Шафто. Он уже боится, не вернулась ли она в Финляндию.

Каждый раз Отто возвращается с другой стороны Ботнического залива все более мрачным. Сегодня он мрачнее обычного.

— Видел это чудище? — говорит он, качая головой. Только закоренелый финн способен вложить в голос столько изумления, отвращения и тоски. — Немцы сраные!

— Я думал, они защищают вас от русских.

Отто долго, раскатисто хохочет.

— Zdrastuytchye, tovarishch! — говорит он наконец.

— Чего-чего?

— Это значит «здравствуйте, товарищ» по-русски, — объясняет Отто. — Тренируюсь.

— Лучше бы ты учил Клятву на верность Соединенным Штатам Америки, — говорит Шафто. — Думаю, покончив с немцами, мы засучим рукава и отбросим иванов обратно в Сибирь.

Отто снова смеется. В наивности, даже такой чрезмерной, есть что-то трогательное.

— Я закопал немецкую воздушную турбину в Финляндии, — говорит он. — Продам русским или американцам, кто первым туда доберется.

— Где Джульета? — спрашивает Шафто. Кстати о наивности.

— В городе, — отвечает Отто. — Делает покупки.

— Значит, у вас появились деньги?

Отто зеленеет. Завтра день выплаты.

Тогда Шафто сядет на автобус до Стокгольма.

Шафто усаживается напротив Отто. Они некоторое время пьют кофе и говорят о погоде, контрабанде, сравнительных достоинствах различных видов автоматического вооружения. На самом деле речь о том, получит ли Шафто деньги, и если да, то сколько.

Наконец Отто осторожно обещает расплатиться, если Джульета не потратит все на «покупки» и если Шафто разгрузит кеч.

Так что Бобби Шафто до конца дня таскает из трюма на причал, а оттуда в дом советские минометы, ржавые банки с икрой, кирпичи черного китайского чая, произведения саамского народного искусства, пару икон, ящик настоянного на сосновых иголках финского шнапса, круги несъедобной колбасы и тюки со шкурками.

Тем временем Отто уходит в город. Темнеет, его все нет. Шафто укладывается в доме на боковую, четыре часа ворочается, минут десять дремлет и просыпается от стука в дверь.

Он подходит к двери на четвереньках, вытаскивает из тайника «суоми», отползает в дальний конец дома и бесшумно выскальзывает через люк в полу. Камни обледенели, но босые ступни не скользят, так что он легко может обойти с тыла и посмотреть, кто там ломится.

Это Енох Роот, пропадавший всю последнюю неделю.

— Привет! — говорит Шафто.

— Бобби! — Роот оборачивается на голос. — Так ты уже знаешь?

— О чем?

— Что мы в опасности.

— Не-а, — отвечает Шафто. — Просто я всегда так открываю дверь.

Они заходят в дом. Роот отказывается включать свет и все время смотрит в окно, как будто кого-то ждет. От него слегка пахнет Джульетиными духами — Отто привез их из Финляндии двадцативедерную бочку.

Шафто почему-то не удивлен. Он начинает варить кофе.

— Возникла очень сложная ситуация, — говорит Роот.

— Вижу.

Роот изумлен. Он оторопело смотрит на Шафто, глаза его тупо блестят в лунном свете. Будь ты хоть семи пядей во лбу, когда замешана женщина, становишься дурак дураком.

— И ты тащился в такую даль, чтобы рассказать, что спишь с Джульетой?

— Нет, нет, нет, нет! — Роот на мгновение замирает, морщит лоб. — То есть да. Я собирался тебе сказать. Но это только первая часть гораздо более запутанного дела. — Он встает, прячет руки в карманы и снова проходит по избушке, выглядывая в окна. — У тебя есть еще такие финские автоматы?

— В ящике слева, — говорит Шафто. — А что? Будем стреляться?

— Может быть. Нет, не мы с тобой! Могут нагрянуть гости.

— Легавые?

— Хуже.

— Финны?

(У Отто есть конкуренты.)

— Хуже.

— Так кто тогда? — Шафто не может вообразить никого хуже.

— Немцы. Немцы.

— Ой, бля! — возмущенно орет Шафто. — Как ты можешь говорить, будто они хуже финнов?

Роот обескуражен.

— Если ты хочешь сказать, что один отдельно взятый финн хуже одного немца, я с тобой соглашусь. Однако у немцев есть малоприятное свойство: они обычно связаны с миллионами других немцев.

— Согласен, — говорит Шафто.

Роот откидывает крышку ящика, вытаскивает пистолет, проверяет патронник, направляет дуло на луну, смотрит в него, как в подзорную трубу.

— Так или иначе, немцы собрались тебя убить.

— За что?

— За то, что ты слишком много знаешь.

— В смысле, про Гюнтера и его новую подлодку?

— Да.

— А ты-то откуда узнал? Это как-то связано с тем, что ты спишь с Джульетой? — продолжает Шафто. Он не столько зол, сколько утомлен. Вся эта Швеция сидит у него в печенках. Ему надо на Филиппины. Все, что не приближает к Филиппинам, — досадная помеха.

— Да. — Роот тяжело вздыхает. — Джульета очень хорошо к тебе относится, но когда она увидела фотографию твоей девушки…

— Да чихала она и на тебя, и на меня. Просто хочет иметь все плюсы того, что она финка, и никаких минусов.

— А какие минусы?

— Необходимость жить в Финляндии, — говорит Шафто. — Ей надо выскочить за кого-нибудь с хорошим паспортом. За американца или британца. Не давала же она Гюнтеру.

Роот смущается.

— Ладно, может, и давала, — вздыхает Шафто. — Черт!

Роот вытащил из другого ящика сменный магазин и сообразил, как вставить его в «суоми».

— Ты, наверное, знаешь, что у немцев есть негласная договоренность со шведами.

— Что значит «негласная»?

— Давай просто скажем, что у них есть договоренность.

— Шведы нейтральны, но позволяют фрицам у себя хозяйничать.

— Да. Отто приходится в каждом рейсе иметь дело с немцами, и в Финляндии, и в Швеции, и с их кораблями в море.

— Можешь мне не рассказывать, что долбаные фрицы повсюду.

— Ну так вот, если коротко, немцы нажали на Отто, чтобы он тебя выдал.

— И он что?

— Выдал. Но…

— Отлично. Продолжай, я слушаю. — Шафто начинает подниматься по лестнице на чердак.