уходить отказывается. Дескать, тут моё место, с моим полком буржуев бил и бью, а на дивизию пусть кого получше ставят.

— Скромность украшение командира, — усмехнулся Троцкий. — Но дисциплина пролетарской армии прежде всего. Хватит толковому командиру сидеть на полку. Пусть возглавит дивизию, тем более при наших печальных делах…

За дверьми возник какой-то шум, Лев Давидович недовольно поднял взгляд. Бешанова с ним не было.

Высоченные двустворчатые двери распахнулись, ввалился военный в перемазанной машинной смазкой форме и с кое-как перевязанной головой. Бинты давным-давным требовалось сменить, по ним расплывалось бурое пятно. Волосы растрепаны, глаза красны и сильно ввалились.

— Товарищ Егоров! — Якир аж разинул рот. — Павел Васильевич, вы же должны…

— Беляки взяли Купянск, — хрипло проговорил Егоров. Тяжело ступая, подошёл к карте, ткнул в неё грязным пальцем, хотя все и так знали, где находятся этот городок. — Мы насилу вырвались… из трёх броневиков одни подбили сразу, другой сломался по дороге… кое-как добрались!..

— Успокойтесь, Егоров! Вы не забеременевшая институтка! — голос Троцкого ударил, словно хлыст. — Возьмите себя в руки, вы большевик или кто?! Эй, кто-нибудь, дайте ему воды!

Егоров пил жадно, проливая на грудь. Троцкий наблюдал с известной брезгливостью, скрестив руки.

— И позовите кто-нибудь врача. Так что, товарищ Егоров — Купянск, значит, потерян? Но ведь фронт проходил там совсем недалеко, почему же город не был заранее подготовлен к обороне?

— Он… был… — прохрипел Егоров. Поставил стакан со стуком — словно камень о крышку гроба. — Но эти беляки… отборная их мразь пришла… александровцы, это сволочи почище дроздовцев… Атаковали по железной дороге, и реку перешли… а в городе уже был хаос, все бежали, советские органы власти, товарищ нарком, сбежали первыми. Я успел расстрелять двоих, но тут нас окружили…

— Понятно, — прервал излияния Егорова нарком. — Вы ни в чём не виноваты, и вы ничего не могли сделать. Я правильно вас понял?

Егоров низко опустил голову.

— Я готов отвечать… перед партией… Но должен сказать — железную дорогу на Харьков никто не прикрывает. Тыловые части просто разбежались.

— Так белые прямо на Харьков и двинут? — заметил Якир.

— Очень проницательно! — фыркнул Троцкий. — Провалили всё, что возможно, развели в штабе фронта измену, а теперь бежите ко мне, наркому, чтобы товарищ Лев Давидович достал бы из рукава пяток свежих дивизий, прикрыть ваш позор? Но у Льва Давидовича нет пяти свежих дивизий. Только те, что вы, Иона Эммануилович, должны были создать здесь, в Харькове. И те, что, по вашему докладу, уже получают оружие. Немедленно прикажите им занять оборону. Пошлите навстречу белым, если они наступают с использованием бронепоездов, пару встречных паровозов со взрывчаткой. Предупредите по телеграфу все станции, ещё остающихся под нашим контролем, чтобы пропускали такие паровозы, чтобы расчистили им путь. А белым, чтобы напротив, портили бы стрелки — впрочем, вам виднее, что там нужно испортить!..

— Товарищ нарком… — простонал Егоров. — Мы тащились на броневике по проселкам, ломались, чинились, заправлялись… а беляки по железке… они уже вот-вот будут здесь!

— Вот-вот будут здесь… — медленно повторил Троцкий. — Вот с этого и надо было начинать. Немедленно отправить все силы к железной дороге! Разобрать пути, ведущие к Купянску! Товарищам штабным командирам — возглавить части рабочих дивизий, хватит стрелочки на картах рисовать. Харьков удерживать любой ценой! Разрешаю начать отвод войск от Днепра. С гетманцами разберёмся после, если украинский пролетариат не свернёт им шеи прежде. Вы, граждане красные командиры, головой отвечаете за сохранность Харькова. Вы уже просмотрели измену у себя под носом, у вас тут орудовали двурушники Сиверс и Шульц…

— А они уже сознались? — вдруг перебил товарища наркома Якир, и аж присел, сам испугавшись собственной смелости.

— Достаточно того, что первый дал показания на другого, а другой — на первого, — отмахнулся Троцкий. — Их обоих расстрелять. Я же не могу тут более оставаться, кроме вашего, рушится ещё и Юго-Восточный фронт. У другого Егорова дела не лучше. Так что до скорой встречи, товарищи командиры. До встречи в советском, пролетарском, свободном от белой нечисти Харькове!

И, сказав сии исторические слова, товарищ нарком по военным и морским делам резко развернувшись, почти выбежал из кабинета.

Штабные проводили его совершенно мёртвыми взглядами.

Глава XI.5

Кортеж Льва Давидовича отъезжал от штаба Южфронта торжественно и с помпой, сам товарищ нарком на заднем сиденье открытого «руссобалта». Броневик впереди, затем грузовик с охраной, затем ешё один открытый автомотор со свитой, и только потом уже следовала машина самого Троцкого. Замыкали процессию второй грузовик со стрелками и ещё один грузовик — с припасами, кои товарищ нарком почитал необходимыми возить с собой, в том числе неприкосновенный запас тщательно запечатанных ящиков с консервами и бутылками минеральной воды.

Однако стоило машинам отъехать, как Лев Давидович резко толкнул шофёра. Тот кивнул, не оборачиваясь, и нажал клаксон. Колонна начала ускоряться.

У здания Харьковской ЧК притормозили. Троцкий спрыгнул на тротуар, вбежал в двери, охрана и свита — следом.

— Иосиф! Хватит тут возиться, мы уезжаем.

— Есть, Лев Давидович, — Бешанов поспешно вскочил из-за стола.

— Архивы сжечь.

— Да как же, товарищ Троцкий, там же на контру столько всего!

— Не беда, Иосиф, новую контру себе наловишь.

— А с теми, что уже сидят? Сиверс уже признался, что занимался вредительством!..

— А Шульц?

— Шульц его и припёрла к стенке. На очной ставке. Её показания полностью изобличили предательскую деятельность…

Губы Троцкого недоверчиво скривились.

— Вот, у меня как раз тут её бумаги…

Нарком взял пачку листов, бегло пробежался взглядом; точнее, это могло показаться, что беглым, на самом же деле Троцкий, обладая феноменальной зрительной памятью и скоростью чтения, успевал за минуты усвоить содержимое сложных и запутанных документов.

— Эх, Иосиф… — покачал он головой. — Ну, её счастье, что некогда нам с ней как следует поработать. Наплела она тебе с три короба, а ты и поверил. Измену из пальца высосала. «Не расписывался на сводках», ха-ха. Это у нас Коба очень любит, чтобы на его рассылках из наркомата национальностей все закорючку бы поставили, а я так внимания не обращаю. Чепуху она плела, эта Шульц.

— Так как же… — сбивчиво забормотал Бешанов. — Тогда Сиверс что же, не виноват, что ли?

— Ещё как виноват, и расстрелять его надо непременно. Фронт разгромлен, бежит, белые не сегодня-завтра будут в Харькове, а мы что же, Рудольфа Сиверса к ордену Красного Знамени должны за это представить? Расстрелять, обязательно расстрелять! С непременным распубликованием, как Старик любит говаривать.

— А Шульц?

— Её тоже расстрелять. Сильно подозреваю, она не та, за кого себя выдаёт… но времени вести следствие у нас нет, да и неважно это. Контра она или не