Прапорщик-алексеевец с полковым знаком на груди — солдаты и впрямь расступились.

— Вот, вашбродь, рвётся, ну чисто оглашенная!

— Всё в порядке, молодец, хвалю за бдительность! Матрёна Ильинична, скорее сюда давайте!..

Матрёна не заставила просить себя дважды.

Дверь захлопнулась, вкусно чмокнул хорошо смазанный замок.

— Ох, Феденька!.. То есть, простите, господин прапорщик! — расчувствовашаяся Матрёна по-матерински обняла Федю, прижала к себе. — Ох, велик же Господь над нами в милости своей! Сподобил-таки!..

— Да что же, что ж случилось, Матрёна Ильинчна? Откуда вы здесь?

— Долго рассказывать, Феденька. Веди-ка ты меня к барину, к самому Костянтину Сергеевичу! Он же тут где-то, неподалёку?

— Конечно, он же полком нашим командует! Сейчас проведу. Но как же…

— Ох, Федя! И сказать не могу, и не сказать тоже. Беда с барышней моей, с Ириной Ивановной!..

— Да что же случилось?! Где, как?!.. Мы ж про неё ничего и не знали!.. Только что пропала она, у красных оказалась!..

— Потом, Феденька, всё потом! Ох, прости меня, бабу глупую, господин прапорщик, не по-вежеству обращаюсь, всё по старой памяти Феденькой кличу, а какие уж вы теперь Феденька!..

— Зовите, Матрена Ильнична, дорогая!.. За мной, за мной давайте!..

В центральном салоне штабного вагона на них все так и уставились — господа офицеры, бывшие командиры рот в корпусе, теперь возглавлявшие батальоны Александровского государя Александра Третьего собственного полка.

— Матрёна?! — узнал её полковник Чернявин.

А Две Мишени, едва её завидев, так просто кинулся к ним.

— Что?!..

— В чека она, — выдохнула Матрёна, глядя прямо в глаза полковнику. — Забрали давеча; я, как прознала, сразу и кинулась… на последнем эшелоне, что с Харькова уходил сюда… знала, где вы пойдёте!..

Как Матрёна могла знать, где мы пойдём?! — мелькнуло у Федора. И, видать, недоумение это явственно отразилось у него на лице, потому что Две Мишени вдруг цепко на него глянул, взял Матрёну под локоть.

— Идёмте, Матрёна Ильинична, потолкуем.

— Да уж потолкуем, барин Костянтин Сергеевич!..

И они скрылись — в узком пенале служебного купе командира.

А Фёдор остался, оказавшись разом под шквалом вопросов других офицеров.

— Откуда она здесь?!

— Это ж Матрёна, кухарка у Шульц!.. Значит, и Ирина Ивановна где-то рядом!..

— Не знаю, господа, ничего не знаю! — отбивался несчастный Федор. — Сам только её заметил, на вокзале, охрана остановила, а я узнал!..

Бронепоезд тем временем набирал ход, колёса простучали по стрелкам. Пошли по главному харьковскому ходу, оставляя позади купянские огороды и выгоны. Растянувшись ниткой, набирали скорость.

Конечно, лететь вот так, в неизвестность, когда красные запросто могут пустить навстречу паровоз с взрывчаткой — с точки зрения строгой военной науки не очень-то разумное мероприятие; а уж Николаевская академия небось в полном составе бы в обморок пала, аки женское епархиальное училище при виде обнажённой мужской натуры — но сейчас всё решала скорость, и Федор понимал, почему Две Мишени идёт на такой риск.

Харьков — штаб Южного фронта красных. Крупный город, множество заводов, «революционный пролетариат». Узел железных дорог. Захвати его — и в полукольце окажется весь правый фланг красных, примыкающий к Днепру. Дроздовцы меж тем загибали фронт, устремляясь прямо на север, к Воронежу и дальше.

…Перед бронепоездом александровцев старательно пыхтел старенький «О», «овечка», толкая четыре вагона с балластом. Так себе защита, но хоть что-то.

Разумеется, и Федор, и Петя Ниткин просто сгорали от нетерпения — что случилось с Ириной Ивановной? О ней ведь они ничего не слышали с самого переворота — с самого первого переворота, когда власть взяли «Временные» и началась германская интервенция. Две Мишени оставался нем, аки камень, об Ирине Ивановне не вспоминал, так что циничный Лев Бобровский предположил, что они-де «просто поссорились», потому что предложения полковник так и не сделал, они оба по-прежнему оставались бобылями, и Константин Сергеевич, и Ирина Ивановна.

И вот вдруг, нате вам — Матрёна в Купянске! Да ещё, дескать, «знала, где вы пойдёте»! Помилуй Господь, да как же такое возможно?!

А потом Две Мишени вдруг появился рядом. Прямой, строгий, суровый.

— Федор. Пойдем, ты мне нужен. Возьми своих.

«Своих» — это, конечно, хитроумного Петю Ниткина, силача Севку Воротникова, ловкого Леву Бобровского. И смешно теперь вспоминать, с чего всё у них начиналось в корпусе почти десять лет назад.

…— Друзья, — негромко сказал Две Мишени, когда они все четверо набились к нему в крохотное купе. Матрёна скромно пристроилась в самом уголке. — Друзья, у нас — у меня — к вам просьба. Ирина Ивановна Шульц попала в беду. В большую беду. Её схватило харьковское чека красных. И теперь вы должны выслушать меня очень, очень внимательно…

Штаб Южфронта напоминал сейчас развороченный муравейник. Мчались верховые и автомоторы, вбегали и выбегали вооружённые люди, а вокруг расстеленных карт застыли люди, до рези в глазах вглядывавшиеся в небрежно проведённые алые и синие линии. Небрежно, неаккуратно проведённые — никакого сравнение с тем, как было поставлено дело при Шульц, которую не то уже расстреляли, не то вот-вот собираются расстрелять.

Сам товарищ наркомвоенмор, хмурясь, глядел на этот первозданный хаос.

— То есть, товарищ Якир, никаких надёжных известий, где находится противник и каково состояние наших войск, вы не имете?

Иона Якир был смелым и бесшабашным человеком, но перед Троцким робел даже он.

— Егоров ничего не сообщает из Купянска, значит, городок этот ещё за нами. Валуйки потеряны, беляки прут вдоль желдороги Валуйки-Касторная на север. Войск, чтобы остановить их, у нас под рукой нет.

— Это я и сам знаю, — высокомерно бросил нарком. — Скажите лучше, что вы предприняли? Выполнено ли моё указание о немедленной и всеобщей мобилизации пролетариата?

— Так точно. Весь пролетариат харьковских заводов сведен в четыре ударные дивизии. Сейчас идёт выдача оружия. К сожалению, плохо с орудиями и пулемётами… Мы послали запрос на центральные склады за вашей подписью, товарищ Троцкий, но пока что…

— Пока их подвезут с центральных складов, белые будут уже в Воронеже, — Лев Давидович выпрямился, окинул краскомов тяжёлым взглядом. — Что ещё? Строительство оборонительных рубежей вокруг Харькова ведётся? Я ведь и это приказывал!

— Ведётся, товарищ нарком. Мобилизован весь эксплуататорский элемент. С утра до ночи лопатами шуруют, — Якир позволил себе слегка улыбнуться. — Да, и саботажников мы расстреливаем, показательно, перед строем. Хотя какой там строй, не умеют эти буржуи в строю стоять! Значит, копаем здесь, здесь и здесь… — карандаш скользил по карте. — К тому же на подмогу нам прибывает Волынский полк. Он хоть из старой армии, а один из первых перешёл на нашу сторону.

— Волынский полк? А, это там, где начдив Павел Нифонтов командует? — Лев Давидович явил отличную память. — Отец Константина Нифонтова?

— Да, товарищ нарком. Уже и начдива ему присвоили, а он всё с полка