темные полосы между зеленью, над городом самолет как язычок молнии, а из расстегнутого неба льется синева еще синее.

Дождь. Вечер. Серый. Но через этот серый проступают размытые желтые огни. Дождь, воды так много, что кажется — Ингирь течет не по земле, а через воздух, Ингирь везде.

Чагинск ночью. Горят лишь огни на сотовых вышках и звезды, с холма до них так близко, и видно, что созвездия прилегли отдохнуть на городских крышах, а с другой стороны холма, там, где железнодорожная станция, подпирают небо косые лучи прожектора, но в небе темно и пусто.

После резонансного вернисажа в Москве и успешных выставок за рубежом Свирский прислал одну картину в подарок возрожденному Музею края и быта. Картина полюбилась горожанам и стала катализатором возрождения туристического кластера.

День, конец июня, солнце, но зелени почему-то мало, и Чагинск опять походил на безумного ежа. Ветер с Ингиря поднялся в холм, и над городом висела желтая пыль, забыл закрыть окно…

Я дошел до центра моста, вытянул за перила мешок и вытряс. Пережженная земля, сор, стекло и пепел.

Нам хорошо было бы здесь, на мосту. Мы говорили бы утром про солнце, а ночью про созвездия, это не было бы пошло.

Я достал из кармана зажигалку, размахнулся и зашвырнул в реку. Здесь песок, Ингирь затянут песком, его несет течением с верховьев, каждый день тонны песка, зажигалка легла в песок.

Все.

Думал, что почувствую что-то. Ведь конец. Мы могли бы путешествовать. Поехать… в Черногорию… еще куда.

Зажигалка пропала в песке.

Мы бы поехали по дороге, только не сам за рулем, ненавижу за рулем, Аглая отлично водит, не буду за рулем, к чертям Черногорию, куплю синего тупого дельфина. Я давно хотел купить тебе синего дельфина. А себе морскую звезду.

Я тоже хочу быть с тобой.

Километра за два от города я сдулся окончательно, слез с велосипеда, перешел на шаг и до дома шагал. Я заметил ее издали. Аглая стояла под березой возле колонки, воду добыть не пыталась. Увидела меня, помахала рукой, и я ей помахал.

Попытался не хромать, но все равно хромалось.

— Привет, — сказала Аглая.

— Привет, — сказал я.

Аглая в солнцезащитных очках. Надо мне тоже было надеть очки, с разбитой рожей лучше в очках, зайти в рыболовный магазин, купить очки, я уже купил там противогаз…

— Пыли сегодня много, — сказал я.

Коробка конфет в руках.

— Это от ветра. Кто тебя так?

— Упал с моста, — ответил я.

— С моста?

Очки не случайно надела, не хотела смотреть. Ждала. Письмо. Я должен что-то ответить.

— Ну да, — сказал я. — Это странная история…

Я улыбнулся.

— Это странная история. Понимаешь… разгородчики убили хорька у Федора… То есть у Федора был хорек, этот хорек повадился душить кур и гусей, местные про это узнали и хорька прибили. Федор вчера его хотел хоронить…

— Федор попросил тебя похоронить хорька?

Аглая улыбнулась.

— Да… Нет, в том смысле, что не похоронить, а отметить. Помянуть то есть хорька… Он был к нему привязан.

Показалось, что Аглая подняла руку, чтобы погладить меня по щеке, но не погладила. Или показалось, что хотела.

— Я к нему зашел… Думал, может, получится что узнать про Зинку…

Наверное, я покраснел. Хорошо, что у меня фонарь. И испугался — вдруг узнала? Вряд ли. Если бы узнала, то не разговаривала бы со мной. Аглая бы вообще не пришла.

— Зинка вчера приезжала, — сказал я. — Телевизор Снаткиной подарить. Но на самом деле вынюхивала… Поэтому я отправился к Федору, ему полковника, кстати, присвоили, он отмечал… Вместе с хорьком, чтобы два раза не вставать. Ну и я… отметил…

Аглая посмотрела на ногу. И на карман куртки. Быстро, а я сделал вид, что не заметил.

— Он теперь полковник?

— Ага.

— Почему он полковник? — спросила Аглая.

Аглая сняла очки. В левом глазу жирной точкой краснел блик лопнувших сосудов.

— Не знаю почему, за выслугу лет, наверное. Я не спрашивал. Он уходит на пенсию.

— Понятно… Всем спасибо, все свободны…

Аглая быстро взглянула на дом. Я понял зачем. Роман. Сейчас Роман увидит нас и выбежит из дома, и про письмо уже не поговорить.

— Нам надо поговорить, — сказал я.

— Да, надо… Я вишню купила…

— Вишня — это хорошо.

— Да, — согласился я. — Нам надо…

Показался Роман, торопливо выскочил из дома, счастливый человек.

— Привет!

— Привет…

— Привет. Слушайте, нам надо все обсудить.

— Давайте не здесь, — предложил я. — Серьезный разговор, думаю, что у колонки не лучшее место.

— Дома Снаткина, — сказал Роман.

— Снаткина везде.

Мы вошли в дом, в мою комнату.

Аглая задержала взгляд на кармане куртки, я заметил.

— Снаткина все равно все узнает.

Я сел на табуретку. Роман стоял в углу. Аглая у подоконника. Аглая волновалась.

— Я встречался с Федором, — сказал я. — Он… сообщил обстоятельства, которые меняют картину нашего происшествия… определенным образом.

Роман насторожился, уперся плечами в стены.

— И что это за обстоятельства? — осторожно спросил он.

— Милиция взяла с кепки Кости Лашина образцы ДНК. Еще тогда, в прошлый раз. Тогда совпадений не нашли, но результаты анализа сохранились. А недавно Федор взял образцы у Хазина. И эти образцы совпали.

— Что значит совпали? — спросила Аглая. — Откуда на кепке кровь Хазина?

— И действительно — откуда? — спросил Роман.

— Что тут непонятного? Это сделал Хазин. Другого ответа нет.

Бедный, бедный котик.

— Ты серьезно? — спросила Аглая. — Хазин?! Вот прямо так и Хазин?!

— Теперь это официальная версия. Кровь Хазина на кепке, его отпечатки на бутылке с поджога грязелечебницы, это Хазин.

Роман поперхнулся.

Мне захотелось вишен в коньяке. Сожрать горсть.

— А вам не кажется, что все банально хотят повесить на покойника? — спросила Аглая. — Весьма похоже! Хазин труп, ничего не может ответить, на него можно валить… все, что угодно.

Или коньяка. Хороший стакан хорошего коньяка.

— Думаю, наше расследование подошло к концу, — сказал я. — Костю Лапшина и Максима Куприянова убил Хазин.

— Нет! — Роман вывалился из угла. — Это не так!

— Улики…

— Это не так! — крикнул Роман. — Это слишком глупо, чтобы быть правдой! Хазин?! Он же придурок полный… Витя! Ты же его много лет знал! Он что, мог реально убить двух пацанов?! Ты же вчера в это не верил!

Здоровая нога начала неметь. Если у меня откажет еще и вторая…

— Роман, мы же знаем, что Хазин… вел себя тогда очень странно. Вспомните! Он сутками не появлялся, когда его назначили праздником руководить…

— Это было после, — перебил Роман. — Его назначили готовить праздник после исчезновения.

Да. Это точно.

— Но он и до этого пропадал, — сказал