Фрид: Направленный куда?

Мунин: Ну… Уж куда придется… Куда провидение сочтет возможным забрать… Избавление от Господа в мгновение ока. Сыны пламени вознесутся ввысь!.. Я уже вычислил по гематрии, что фамилия моя Мунин соответствует в точности вознесению, а оба эти вместе… Не хватает мне тут, правда, буквы «вав», которая дает нам шесть пунктов…

Фрид: Куда? Куда вознесутся твои сыны? В какую высь? В небеса? Прямиком к Господу Богу?

Мунин: А!.. Где тот мудрец, что зрит грядущие дни? Но если Господь соизволит забрать к Себе, — что ж, пойду! Куда укажет, туда и пойду. Может, и Ему это важно, чтобы поднялся я в вышние обители. Вознесся над всеми, что здесь. Теми, что зовутся человеками. Ошибка это, недоразумение. А я знаю, что есть иное место, предназначенное для меня. Не здесь. Здесь — нет! Царства земные, пойте Богу, воспевайте Господа, шествующего на небесах небес…

Фрид: Ты хочешь сказать…

Мунин: Ну и осел! Видали вы такого немыслимого упрямца? Ведь уже сказал и повторил ему, тысячу и один раз повторил: Он, да будет благословенно Имя Его, находится в каждом семени. Душа каждого из живущих и всего живого Он! Сперматозоид, он ведь тоже живое.

Фрид: Ты действительно в это веришь? Веришь, что доберешься туда? Веришь, что сумеешь подняться хотя бы на один сантиметр?

Мунин: Верую несокрушимо, ваша милость! Подобно почтовому голубю, всегда возвращающемуся прильнуть к родным пенатам и господину своему.

— Но Бог… Бог — это святость. Устремление всех помыслов к чистоте и праведности, и все такое прочее. А ты… Тьфу! Сплошная низость и мерзость!

Мунин: А!.. Это только видимость такая, пане. На первый взгляд действительно мерзость. Но ведь сказано в «Сиянии»: «Нет места, свободного от Него». И вот тебе толкование Мунина: не сыщешь ты ни места, ни пристанища, в котором нет Бога. Что из этого следует? Следует, что Он и там, где плодятся и множатся грехи наши, искры падшие, обмаранные и облепленные всякой пакостью и заразой, также и вонючим истечением, но по какой причине нам, сынам Израиля, завещано служить Господу путем двекут, то есть до полного слияния с Творцом в этом мире? Чтобы вернуть падшие искры в то место и состояние, как предназначено им изначально быть, и даже весьма погрязший в грехах своих исполняет волю Всевышнего и служит целям его, и кто, ежели не Он, да благословится Имя Его, склонил сердце царя Давида согрешить исчислением числа народа? В Книге Царств сказано «Господь», а в Паралипоменоне сказано «Сатана»! Понимает господин? И вот я — а ведь душа скотины во мне, еще в детстве звали меня Телок, — но даже скотская душа такого ничтожества, как я, исток и начало ее в сферах сияния, и потому способна она в мгновение ока обратиться ото зла к добру, и вот моя карта, видишь? — проставлены на улицах великолепной столицы нашей Варшавы буквы «нун», «вав», «гимел», «хей», слагающиеся в нуга, что означает «сияние». Система такая, собственное мое изобретение! Этой своей головой, собственным умом дошел я до истины! А они говорят: Телок. Ну, что мне злиться и ерепениться, скоро совсем не буду частью от них, другой мир уготован для меня, мир крылатых существ. Ангелов! «Сила и радость в обители Его». Господин видит? Пусть приблизится и не стыдится. Придвинься, говорю, и взгляни на карту. Вот, пожалуйста, в каждом месте, в каком распалился в вожделении, ну, может, и подрочил чуток, но сдержался, начертал маген-Давидик, и уже образовалась у меня тут, вдоль улицы Генся и улицы Любецкой, бо́льшая часть «нуна», а от улицы Ниской и Заменгофа создался почти целый «гимел», только малого рожочка, самого кончика еще не достает, но его завершу вскоре на улице Белицкой. «Хей» все еще ущербен, но выправится вскоре, по воле Божьей, и только «вав» все еще отсутствует. Тот двойной «вав», который был уже мной упомянут. Который позволит, по Божьей воле, вернуть душу мою грешную Господу, приведет товар к купцу, а пока что есть у меня «нун», «гимел», «хей», что означает «нес гадоль хая» — «чудо великое было», ну? Теперь господин понимает?

Фрид: Бог ты мой! Это то, что ты делаешь моим овцам? Забавляешься с ними, чтобы сдерживаться? И воображаешь, что за это Бог приберет тебя к себе?

Мунин: Именно так, господин! Ну, наконец-то допер, болван необрезанный, ухватил суть!.. У нас, у евреев то есть, ведь…

Фрид: Прекрати рассказывать мне сказки! Я тоже как-никак еврей.

Мунин: Как? Господин из наших? Один из наших? Подумать только, а я и не знал! Что ж — благословен входящий… А на вид… Лицом то есть… Совсем не похож. И госпожа Паула живет с ним в одной светелке как с разлюбезным супругом. Кто бы мог поверить! Из наших… Ну, теперь могу выложить все начистоту. Из наших! Глядите и удивляйтесь! Если так, господин, верно, знает, что даже дурные мысли, если применить их как положено, вполне возможно, сделаются подобны рычагу дедушки Архимеда, да, «утомляются и юноши и ослабевают, и молодые люди падают, а надеющиеся на Господа обновятся в силе; поднимут крылья, как орлы». Именно так, как орлы. Имеем мы тут, в духовном смысле, с одной стороны, «пробуждение нижнее», земное и приземленное, от человека, сеющего свое семя, а с другой стороны, милость небес — «пробуждение высшее», то есть пробуждение к действию тех сил, к которым нет у нас доступа, не можем мы влиять на волю Творца, но все же, как заметили мудрецы наши… Это, конечно, вопрос вкуса и толкования, но господину стоит послушать, ведь весьма и весьма тонкое и почтенное это дело. Подлые мысли допустимо нам сравнить с Тамар, женой Иеуды, которая притворилась, извини меня, продажной женщиной. Потаскухой то есть… Та-мар, вроде как сказать на святом языке таам мар — горький вкус. Неплохо, верно? Я вижу, господин утомился немного. Ну, присядь, присядь тут на камушках… Ох-ох-ох… Возможно, что и еврей, но голова тупого гоя, поглядите: капелька изречений из Торы и прочих святых наших книг уже изнурили до полной невозможности. Да, теперь господин понимает, к чему я веду свои речи, ведь с раннего детства обуяли меня скверные помыслы, и долго я мучился и страдал много. На вид-то как будто маленький был, жалкий такой, щупленький, четверть курицы, и мужской орган мой, ну, нечем хвастаться — крошечный был, по мерке «Росы и дождя» в малом молитвеннике, но вожделение, но аппетит, я вам скажу!.. Адское пламя меня пожирало, огонь бушевал в костях, истомился я, изнемог окончательно. И вот, мысли низкого, горького направления путали и молитву, и заповедь, и хотя родители мои, упокой Господь их праведные души, изо всех сил старались спасти меня, и заботились обо мне, и сосватали приличную девушку, и женился я наконец, по закону обрел женщину, но похотливые бесы не отпускали. И жена моя бедная много обо мне горевала, и жалела меня, и утешала, но слабенькая была, не могла утолить и половины моей жажды… Под конец поднялся я и бежал из дому. Неутешной вдовой оставил ее. С шестью цыплятками малолетними. Бросил и жену, и сыновей. Потому что был мне голос: встань и иди — из страны своей, из дома отца твоего! Беги, скитальцем и бродягой будешь на земле — да, к чему утомлять его далее, нашего доктора? Ведь тотчас видно по нему, что неуч и дикарь, ничего не смыслит в Законе, отроду не возлагал на плечи свои молитвенного покрывала. Надеюсь только, что деяния мои желанны и угодны Творцу, да благословится Имя Его, ведь даже святой Лев из Цфата сказал, что мало того что у Торы семьдесят лиц, каждое из которых открывается в свой черед новым поколениям, но шестьсот лиц у нее, и у каждого из Израиля свой тайный способ ее прочтения, как у живого тела, приникшего к Творцу и слившегося помыслами своими со словами Господа, способ, который произведен от корня души человека в высших мирах, и только ему единственному он ведом, да, и каждый служит Господу этим своим способом и своим путем, ибо сказано: «На всех путях твоих», — вот и я служу своим способом, такова моя молитва, иной не знаю, и, возможно, во мне звучит начертанное святой дланью, что нет молитвы, кроме стрелы, которую выпускает молящийся в небеса, и, следовательно, низкие эти и материальные побуждения вовсе не так уж дурны, как полагал человек в юности своей, но чистый непорочный ангел он, как говорит рабби Нахман, и если кто удостоился познать волю Господа, то и презренная наклонность, которую нужно превозмочь, дабы смягчить наказание, то есть чтобы сделалось все хорошо, — это как в свече светит материальный свет, и истощение фитиля обеспечивает огонь, так и свет божественного присутствия упокоит и возвысит душу через угасание скотской души и обратит ее от темноты к обилию света, от горечи греха к сладости праведности, и не думай, пожалуйста, господин (еврей! — надо же, кто бы поверил!), что так уж легка эта ноша, которую я взвалил на себя. Не легка. И иногда даже можно лишиться рассудка от столь многого воздержания. И опасности имеются.