сходить порыбачить с маленьким Джемом. Солнце светило ярко, но под деревьями скапливалась влажность, сулившая первый выводок мух и мошек у воды. Он всем существом ощущал, что ближе к закату поднимется форель.

С такими мыслями он встретил свою дочь чуть ниже Риджа. Его сердце подпрыгнуло при виде ее волос, струившихся по спине красным золотом.

— Ciamar a tha thu, a nighean?[101] — спросил он, целуя в щеку.

— Tha mi gu math, mo athair[102], — ответила она, улыбаясь. Но он заметил тревожную морщинку на ее гладком лбу, словно мошка на поверхности пруда с форелью.

— Я тебя ждала, — сказала она, беря его под руку. — Хотела поговорить с тобой до того, как завтра ты уйдешь к индейцам. — В ее тоне было что-то, из-за чего все мысли о рыбе вылетели у него из головы.

— Да?

Она кивнула, но, кажется, ей было трудно подобрать слова — это был еще более тревожный симптом. Но он не мог помочь ей, пока не узнает, о чем речь в общих чертах, так что он поощрительно молчал, шагая с ней рядом. Рядом пересмешник практиковался в своем искусстве, перебирая весь репертуар. Эта птица жила в ветвях красного кедра за домом: Джейми распознал ее голос, потому что время от времени она прерывала свою трель и выводила нечто сильно напоминающее ночные песнопения Адсо.

— Когда ты говорил с Роджером про индейцев, — наконец выдавила Брианна, поворачиваясь к нему, — он упоминал что-нибудь вроде Дороги Слез?

— Нет, — заинтригованно отозвался он. — Что это?

Она поморщилась, чуть опуская плечи, — знакомый жест.

— Я предполагала, что он мог об этом не вспомнить. Он рассказал тебе все, что знал об индейцах и революции, не так уж много, это не его специализация, но это случилось… случится позже, уже после революции. Так что он мог решить, что это неважно. Может, так и есть.

Она колебалась, как будто надеясь, что он скажет ей, что это неважно. Но он молча ждал. Она вздохнула и опустила глаза на свои ступни. На ней были сандалии без чулок, и ее длинные голые пальцы были покрыты дорожной пылью. Вид ее голых ступней вызывал в нем странную смесь гордости за их изящную форму и смутного стыда за размер, но, поскольку он был в ответе за обе характеристики, то не имел права жаловаться.

— Примерно через шестьдесят лет, — сказала Бри наконец, глядя в землю, — американское правительство выдворит чероки с их земли и переселит их. Очень далеко — в место под названием Оклахома. Это примерно тысяча миль отсюда, сотни индейцев умрут в дороге от голода и истощения. Вот почему они назвали это, вернее назовут, Дорогой Слез.

Джейми был впечатлен перспективой того, что появится правительство, которому подобное будет под силу, и сказал об этом. Она бросила на него недобрый взгляд.

— Они смошенничают. Им удастся уговорить некоторых вождей на сделку, они пообещают им награду и новый статус, но не выполнят обещаний.

Джейми пожал плечами.

— Так обычно и ведут себя правительства, — мягко заметил он. — Зачем ты рассказываешь мне это, девочка? Я буду, хвала Господу, уже мертв, когда все это начнется.

Лицо ее на мгновение изменилось, когда он упомянул о своей смерти, и Джейми тут же пожалел о своем легкомыслии. Однако прежде, чем он успел извиниться, Бри расправила плечи и продолжила:

— Я рассказываю тебе, потому что думаю, что ты должен знать, — объяснила она. — Не все чероки уйдут — некоторые из них укроются в горах, и армия не найдет их.

— Да?

Она повернула голову и взглянула на него трогательно и искренне: глаза, направленные на него, были копией его собственных.

— Ты не понимаешь? Мама рассказала тебе о Каллодене. Ты не смог это остановить, но ты сохранил Лаллиброх. И своих людей, твоих арендаторов. Потому что ты знал.

— О господи, — сказал он, с ужасом осознавая, что она имеет в виду.

Воспоминания нахлынули на него: ужас, отчаяние и неопределенность того времени, немое оцепенение, которое сопровождало его в тот последний роковой день.

— Ты хочешь, чтобы я сказал Птице.

Она потерла рукой лицо и покачала головой.

— Я не знаю. Я не знаю, должен ли ты сказать ему и станет ли он вообще тебя слушать. Но мы с Роджером говорили об этом после того, как ты спросил его об индейцах. И я думала об этом… и это кажется неправильным — знать и ничего не сделать. Поэтому я подумала, что лучше поговорить с тобой.

— О, ясно, — ответил он немного безразлично.

Он и прежде замечал у совестливых людей привычку избавляться от ответственности, поручая решение проблем кому-то другому, но смог удержаться от едкого комментария. В конце концов, вряд ли она могла поговорить с Птицей сама.

Как будто переговоры с чероки до сих пор были такими простыми, подумал он с иронией. Теперь ему нужно заниматься спасением будущих поколений дикарей? В довершение всего пересмешник пронесся буквально у него над ухом, крича, как наседка. Это было так неуместно, что он засмеялся. А потом понял, что ничего другого ему не оставалось. По крайней мере пока.

Брианна смотрела на него с любопытством.

— Что ты намерен делать?

Джейми медленно, с наслаждением потянулся, чувствуя, как мышцы спины натягиваются на костях, он ощущал каждую — он был жив. Солнце катилось за горизонт, уже начали готовить ужин. Этим вечером ему ничего не нужно делать.

— Я собираюсь на рыбалку, — сказал он, улыбаясь своей прелестной, необычной и непростой дочери. — Приведи мне малыша, хорошо? Я возьму удочки.

* * *

От Джеймса Фрэзера, эсквайра. Фрэзер-Ридж.

Лорду Джону Грею, Плантация Маунт Джосайя.

2 апреля 1774 года.

Милорд,

Утром я отправляюсь с визитом к чероки и потому оставляю это письмо моей жене, чтобы она передала послание мистеру Хиггинсу в его следующий визит, который