[Душа]. Всяка невкусность дает для меня питательный сок. Если только благоволишь, о нетленный дух, скажи мне, что значит: два пришельца?

Дух. Всяк рожденный есть в мире сем пришелец, слепой или просвещенный. Не прекрасный ли храм премудрого Бога мир сей? Суть же три мира. Первый есть всеобщий и мир обительный, где все рожденное обитает. Сей составлен из бесчисленных мир-миров и есть великий мир. Другие два суть частные и малые миры. Первый – микрокосм, сиречь мирик, мирок, или человек. Второй мир символический, сиречь Библия. В обительном коем-либо мире солнце есть око его, и око сие есть солнце. А как солнце есть глава мира, тогда не дивно, что человек назван микрокосм, сиречь маленький мир. А Библия есть символический мир, затем что в ней собраны небесных, земных и преисподних тварей фигуры, дабы они были монументами, ведущими мысль нашу в понятие вечной натуры, утаенной в тленной так, как рисунок в красках своих.

Душа. Что значит вырыть погребенные в мехе зеницы?

Дух. Начало вечного чувства зависит оттуда, дабы прежде узнать самого себя, прозреть таящуюся в теле своем вечность и будто искру в пепле своем вырыть. Сия искра – прочие миры, и сия мысленная зеница провидит в них вечность.

Душа. Разве вечность и Бог есть то же?

Дух. Конечно, вечность есть твердь, везде, всегда, во всем твердо стоящая, и всю тлень, как одежду носящая, всякого разделения и осязания чуждая. Она-то есть истина и нетление. Видишь, что свет премудрости тогда входит в душу, когда человек два естества познает: тленное и вечное. А о неразумеющих есть пословица: «Двоих насчитать не умеет».

Душа. Но скажи мне, какая польза видеть везде два естества, а не одно? И какое в сем утешение?

Дух. Сие изображу тебе подобием. Прехитрый живописец написал на стене оленя и павлина весьма живо. Сими образами сын его – младенец несказанно веселился. И старший сын взирал с удивлением. Живописец со временем стер краски, животные с виду исчезли. О сем мальчик рыдал неутешно, а старший смеялся… Теперь скажи мне причину смеха и рыдания?

Душа. О, не могу сказать, но от тебя слышать жажду.

Дух. Конечно, мальчик думает, что погибли животные, того ради плачет.

Душа. Как же не погибли, если исчезли?

Дух. Ах, не называй краску образом. Она есть одна только тень в образе, а сила и сердце есть рисунок, сиречь невещественная мысль и тайные начертания, к которым то пристает, то отстает краска так, как тень к яблоне своей, и краска есть как плоть, а рисунок – как кость в теле. Сего ради не разумеющий рисунка не приложит краски. Сие старший понимает и смеется. Самые точные образы еще прежде явления своего на стене всегда были в уме живописца. Они не родились и не погибнут. А краски то, прильнув к оным, представляют оные в вещественном виде, то, отстав от них, уносят из виду вид их, но не уносят вечного бытия их так, как исчезающая тень от яблони не рушит яблоню. И тогда-то бывает прямая пиктура, когда она согласна с вечною сущих образов мерою, а со свойством их согласны суть краски.

Душа. Верую, что слово твое не ложное, но для меня несколько темно.

Дух. Внемли же второму подобию! Напиши циркуль, сделай из дерева или вылепи его из глины. Потом опять его затри, а прочие разори… Теперь скажи мне: погиб ли циркуль…

Душа. Погиб писаный, деревянный и глиняный…

Дух. Прав суд твой! Погиб, видно, видимый, но невещественный и сущий циркуль нетленен пребывает в сокровищах ума. Сей, как не создан, так и разориться не может. Вещественные же циркули суть, но, прямее сказать, ложная тень есть и одежда циркулю истинному.

Душа. К чему же твоя речь течет?

Дух. К тому, чтоб понять во всем два естества: Божие и вещественное.

Душа. А сие понятие куда выходит?

Дух. Туда, что не может ничто погибнуть, а только тень свою теряет.

Душа. Что же далее из сего следует?

Дух. Ничего! Кроме неустрашимости, благодушия, упования, куража, веселья и благовидного вéдра, того сердечного мира, который у Павла всяк ум превосходящим нарицается. Рассуждай о теле твоем то же, что о помянутых образах и циркуле. Считай все мирское естество краскою. Но вечная мера и присносущные руки Божии, как кости прильнувшую к ним плоть, всю стень поддерживают, пребывая во всем главою, а сверх непостоянной своей сени древом вечной жизни. Не на подлые, видно, кости и руки смотрит Библия словом сим: «Кость не сокрушится от него». «Не бойся, Иаков, се на руках моих написал стены твои!..» И догадался древний Платон, когда сказал: Θεὸς γεομετρεῖ – «Бог землемерит». Не будь, душа моя, из числа тех, которые вещество за точность почитают. Они не исповедуют естества Божиего. Отнимают силу и честь, бытие и славу невещественному и благому духу, а вместо его воздают мертвым и грубым стихиям. Сие-то значит: осудить и приговорить к смерти начальника вечной жизни и всеобщего всякой твари жизнедавца. Бога, видно, убить нельзя. Но нечестивую мысль их правда Божия в дело ставит. Тогда отняли от Бога жизнь и силу, как только присудили ее тлению. И тогда же отдали тленности жизнь, как только отняли ее от Бога. Вот суд, воцаривший раба вместо господина, испросивший себе разбойника Варавву. Сии отцеубийцы и слепые стен осязатели называются у Платона подлостью, в мрачном рве и аду сидящею, одну темную тень видящею и ничего за сущую истину не почитающею, разве одно то, что ощупать и в кулак схватить могут. Сей есть источник безбожия и сердечному граду разорения. Ползущая сия и поедающая землю подлость, прилепившись к брению, стала и сама грязью и возметаемым от вихря прахом. Прилепившие же сердце свое Господу суть единого с ним духа и хвалятся с Исаиею: «Божий я», «Путь благочестивых прав», «Не падем, но падут все живущие на земле». Все три мира состоят из двух едино составляющих естеств, называемых материя и форма. Сии формы у Платона называются идеи, сиречь видения, виды, образы. Они суть первородные миры нерукотворенные, тайные веревки, преходящую сень, или материю, содержащие. В великом и в малом мире вещественный вид дает знать об утаенных под ним формах, или вечных образах. Такое же и в символичном, или библейном, мире, собрание тварей составляет материю. Но Божие естество, куда знамением своим ведет тварь, есть форма. Ибо и в сем мире есть материя и форма, сиречь плоть и дух, стень и истина, смерть и жизнь. Например, солнечная фигура есть материя, или стень. Но понеже она значит положившего в солнце селение свое, того ради вторая мысль есть форма и дух, будто второе в солнце солнце. Как из двоих цветов два духа, так из двоих естеств две мысли и два сердца: тленное и нетленное, чистое и нечистое, мертвое и живое!.. О душа моя! Можно ли нам в сем похвалиться и воспеть: «Христово благоухание мы…»?

Душа. О дух мой! Блаженна та душа… По крайней же мере можем о нас сказать: «В благовоние мира твоего течем». Наконец, научи меня, что значит семилампадный светильник?