29 января 1944 года на Манштейна пошли в наступление войска 1-го Украинского фронта Жукова и 2-го Украинского фронта Конева, двух лучших русских генералов (Ватутина убили украинские партизаны-националисты). В ходе ожесточенного сражения, получившего название Корсуньского[1269]и длившегося три недели, но практически неизвестного на Западе, были отрезаны два немецких корпуса, оказавшихся в «котле»; Манштейн вызволил их ценой огромных потерь — 100 000 человек[1270]. Русские войска продолжали идти вперед, форсировав Буг и Днестр. Их превосходство и в живой силе, и в технике было таково, что Красная Армия могла сковать немецкие войска по всему фронту, выждать, когда откроются бреши, и снова атаковать. Но и в этом кровопролитном, хотя и проигрышном, сражении немцы наносили противнику такие контрудары, какие мог, наверное, выдержать только русский солдат. Если бы русский солдат попытался бежать с передовой, как это иногда делали его западные собратья в «Битве за выступ»[1271], то его бы пристрелили энкавэдэшники. «Кто, как не мы, одолеет немцев?» — говорил Константин Мамердов[1272], фронтовик[1273]. Вопрос, конечно, риторический. Ответ очевиден: никто, только русские.

В марте группу армий «Юг» постигла серия неудач, хотя в том не было вины Манштейна. Он делал все, что мог, в тяжелейших условиях. 4 марта северный фланг его войск смял Жуков, сумевший за последующие три дня преодолеть сто миль и выйти к железной дороге Варшава — Одесса. 28 марта пал город Николаев на реке Буг. Через два дня, 30 марта, Гитлер уволил Манштейна, лучшего, по мнению Лиддела Гарта и многих других историков, военного стратега не только в Германии. «Всю советско-германскую войну в 1942— 1944 годах в принципе можно рассматривать как дуэль между Манштейном и Жуковым, — считает известный историк сражений армий двух стран Джон Эриксон. — Сначала Сталинград, потом Курск, затем снова поединок Манштейна и Жукова в январе — марте 1944 года в Восточной Украине… Перед нами двое поразительных, выдающихся стратегических мыслителей, стратегических дизайнеров сражений, стратегических командующих высшей категории»[1274]. Однако у Сталина хватило ума держаться за Жукова. Гитлер же лишился незаурядного человека, который должен был бы стать главнокомандующим всего Восточного фронта, на создании этого поста он всегда настаивал, но в итоге оказался в бессрочном резерве. «Я постоянно конфликтовал с Гитлером по поводу стиля руководства, приняв командование группой армий, с первого и до последнего дня», — говорил Манштейн в Нюрнберге, обвиняя во всем Гиммлера и Геринга. Но о самом фюрере он тем не менее отзывался по-прежнему с некоторым уважением: «Это была неординарная личность. Он обладал невероятно острым умом и необычайной силой воли»[1275].

Командование группой армий «Юг», с апреля 1944 года называвшейся группой армий «Северная Украина», Манштейн передал Моделю, который совсем недавно — с января — стал командующим группой армий «Север», но уже получил звание фельдмаршала: в возрасте пятидесяти трех лет он был самым молодым фельдмаршалом в Германии после Роммеля. В тот же день, когда уволил Манштейна, Гитлер убрал с поста командующего группой армий «Южная Украина» Клейста, которого войска Конева и 2-го Украинского фронта генерала Родиона Малиновского заставили ретироваться в Румынию. Его место занял жестокий, грубый и непопулярный в армии Фердинанд Шёрнер. Клейст впоследствии так высказывался о складе ума Гитлера: «Это компетенция скорее психиатров, а не генералов». Тем не менее в Нюрнберге он гнул одну и ту же линию: «Я был всего лишь солдатом, и не мое дело заниматься психоанализом. Он был главой государства, и для меня этого было достаточно»[1276]. Клейст утверждал, будто еще в декабре 1943 года предлагал Гитлеру оставить пост верховного главнокомандующего, а 29 марта 1944 года между ними произошла «серьезная ссора» и, «когда фюрер закричал на меня, я закричал на него вдвое громче». Так это было или не так, но Клейст отметил в характере фюрера еще одну интересную деталь, на которую обращали внимание и другие деятели в его окружении, а именно: «Проговорив с ним два часа, вы приходите к убеждению, что вам удалось его убедить в чем-то, но он опять начинает все сначала, словно вы еще не сказали ни слова»[1277]. Такая самоуверенность и эгоцентризм, возможно, и были полезны Гитлеру, когда он становился фюрером, но сослужили плохую службу и его стране, и ему самому в мировой войне, которую его противники вели более успешно на основе коллегиальности, а не диктатуры.

Классическим примером разрушительного характера такой самонадеянности является концепция «укрепленных районов», сформулированная Гитлером 8 марта 1944 года. В соответствии с его приказом, войска должны не отступать (даже если сохраняют линию обороны), а защищаться в занятых ими городах и поселках при поддержке люфтваффе до тех пор, пока к ним не придут на помощь:

«Укрепленным районам предназначается исполнять функции крепостей прошлого. Командующие немецкими армиями могут таким образом позволить войскам оказаться в окружении, с тем чтобы отвлечь на себя как можно больше сил противника. В таком случае они также сыграют свою роль в создании предпосылок для успешных контрнаступлений… Комендантами укрепленных районов необходимо назначать самых жестких и стойких людей, по возможности в ранге генералов».

Эта стратегия, конечно, была вынужденной, и она, кроме того, запрещала войскам в случае краха всего фронта покидать непригодные для обороны участки и сохранять костяк армии. Такие методы, возможно, оправдывали себя в Средневековье, но в современной войне они оборачивались окружением больших контингентов войск, что русские в полной мере испытали на себе в начале операции «Барбаросса» три года назад. Инициатива фюрера была лишь на руку советским стратегам.

В апреле 1944 года, когда у люфтваффе на Восточном фронте оставалось только пятьсот боевых самолетов (и тринадцать тысяч у советских военно-воздушных сил), генерал Ф. Толбухин очистил от немцев Крым, а 19 мая пал Севастополь, где вермахт потерял почти сто тысяч человек[1279]. Еще в январе русские войска достигли Днепра, а к апрелю форсировали Днестр и Прут, вошли в Румынию и Польшу, угрожая границам Венгрии. 10 апреля была освобождена Одесса. Весной 1944 года, и особенно после дня «Д», Гитлер окончательно утерял способность влиять на события на Восточном фронте, требуя от командующих лишь одного: «стоять насмерть». «Его изрядно поредевшие армии старались изо всех сил удерживать фронт протяженностью 1650 миль, — писал Макс Гастингс. — В центре на дивизию, насчитывавшую в среднем две тысячи человек, приходилось шестнадцать миль фронта. В период между июлем 1943 года и маем 1944-го Германия потеряла в России сорок одну дивизию, почти миллион человек между июлем и октябрем 1943 года, 341 950 человек между мартом и маем 1944 года»[1280]. И это была лишь прелюдия катастрофы, обрушившейся на группу армий «Центр» с началом операции «Багратион», которая относится к числу самых решающих военных кампаний в истории.