У Мэриан была подругой польская пани аристократического происхождения, из рода Замойских, во время войны она попала к немцам в тюрьму, на свободу вырвалась, отдавшись надзирателю, свои злоключения описала в мемуарах. Желая помочь подруге, Мэриан обратилась к Жаклин Кеннеди, которая во вдовстве работала редактором в издательстве «Викинг». Мемуары были написаны неплохо, но, видимо, обращение было написано ещё лучше, если книга оказалась принята: в издательствах теперь почти не читают «самотека» из рукописей. «Жаклин питает слабость к титулам», – объяснила Мэриан успех своего посредничества.

Были у неё друзья из крайне-правых. Старики, муж и жена, только что не куксклуклановцы, но брошюр и журналов Общества Джона Берча я у них начитался. Это были сошедшие с полотна Гранта Вуда фермеры, американские самостийники, с тем же упрямо-непроницаемым взглядом на происходящее, глаза их видели одно: угрозу их Америке. Но их дочь, библиотекарь, тихо откалывалась от них. Спорить со стариками ей было незачем. Что отстаивали и оберегали родители, то было ей понятно, но столь же ясна для неё была обреченность их замкнутой утопии.

Мой восторг перед развалинами конюшни вызвал у Мэриан мысль приобрести лошадь. Лошадь? На хлеб не хватает! Она увидела объявление: даром отдадут жеребенка годовичка, если возьмут в хорошие руки. Поехали смотреть. Мэриан сказала, что полагается на мою экспертизу, а я старался подражать конникам-профессиона-лам: видел множество раз, как они осматривают лошадей. Конечно, осматривая, профессионалы понимали, что они видят, какие пороки или достоинства. Я же изображал осмотр, но экзамен мы вроде бы сдали. На обратном пути обсуждали, где жеребенка поместить и чем кормить. Но едва вернулись в усадьбу, звонок владельцев: отказывают. Видимо, навели справки, кто такая Мэриан МакКоннохи.

В Орегоне на конференции «Всеамериканской Ахалтекинской Ассоциации», 1997. Фото Ф. Кейса.

Обложка американского конноспортивного журнала «Хорс энд Шоу»: Сайрус Итон рискнул прокатиться на нашей тройке. Нортфильд, 1969.

А кто же она такая? «Её окружал ореол приключений»[269]. Много ей можно было бы задать вопросов: как она осталась без средств? Ей нечем было отапливать свой огромный дом, и зимой, когда стояли холода, она садилась в машину и ездила по округе, чтобы согреться. А на бензин откуда деньги? «Оплачивает брат». Кто же у неё брат и почему платит за бензин? Но прямо спрашивать не принято. Выясняли косвенно, по намекам.

Одновременно открыло глаза и озадачило открытие, случайно совершенное. В барском доме была библиотека. Книжные шкафы по качеству уступали разве что конюшне. Неспеша, при каждом визите я просматривал книги: образцовый подбор чтения Южной аристократии – романы Вальтера Скотта в кожаных переплетах с золотым тиснением, Диккенс тоже с тиснением, Гиббон и Тойнби. И вдруг три затрепанные книжки на русском. Ход моих мыслей: увядшая барыня разительной красоты… американский Юг… запущенное имение… развалины конюшни красного дерева… рыцарские доспехи… Розанов… Бердяев… Преосвященный Антоний… По-русски хозяйка дома не знала или, лучше сказать, не произносила ни слова. Книги, потрепанные, однако так и не разрезанные. Эмигрантские издания 20-х годов. «Задруга».

Мэриан разрешила мне книги взять. Книги по-прежнему со мной, смотрю на них и пытаюсь вообразить, как они попали на полки мореного дуба, в имение, пределов которого не знала сама владелица, в дом с дорическими колоннами и рыцарскими доспехами, и, быть может, подпольной танцовщицей-змеей.

Попалась и книга о Нюрнбергском процессе, с фотографиями. «Его я знала», – говорит хозяйка, указывая на профессора К. В. Цуринова. Совсем молодой, но узнаваемый Константин Валерианович: моя жена прослушала его курс литературы эпохи Возрождения, он курировал НСО, когда меня назначили председателем (его сменил Виппер). Как преподаватель Цуринов даже на фоне знатоков отличался необычайным объемом знаний. В Нюрнберге Константин Валерианович служил переводчиком, вернулся под грузом впечатлений, неисправимо повредивших ему нервную систему.

«Вы тоже были переводчицей?» – спрашиваю у Мэриан. «Я была машинисткой». В другом разговоре упомянула, что была модельершей. Она могла быть машинисткой, модельершей, второй Мата Хари или ещё одной Ольгой Чеховой… Могла просто стоять или идти по улице, на неё бы засматривались.

Русские книги вызвали вопрос: дружба с нами чистосердечна или же Мэриан к нам приставлена? Если и так, тем лучше: относилась она к нам прекрасно. У меня на этот счет был немалый домашний опыт. Среди студентов и аспирантов отца, которые к нам приходили, неизменно были выполнявшие особые функции. Их, как и некоторых других знакомых, отличала одна особенность: являлись вдруг, без предупреждения, а мы благодарили судьбу: пусть за нами наблюдают искренние благожелатели!

В Шарлотсвиле мы познакомились с молодой парой, они купили дом, в котором жил Фолкнер, когда он вел семинар в Университете Виргинии. Они разрешили нам осмотреть свое жилище, в ответ мы пригласили их к себе на ужин, пригласили и Мэриан. «Вот что называется Леди», – восхитились молодые гости.

Её лишили лицензии летчицы. Да, олени бродили возле её дома с дорическими колоннами, доспехи, как войдешь, у дверей, и она была авиатором. И лишили. Мы были рады постигшей её неудаче, ездить с ней на автомобиле, всё равно что делать фигуры высшего пилотажа, только с большим риском. А Мэриан опечалилась. Все-таки повезла нас на воздушные соревнования. Местный аэродром. Всё небо избороздили самолетики. Глядя на парящие машины, Мэриан повторяла: «Лишили меня… Лишили…». Её тоскливый, устремленный к небесам взгляд, заставлял вспоминать:

Зовёт меня взглядом и криком своим

И вымолвить хочет: «Давай улетим».

Мне нужно было срочно в Вашингтон за разрешением на работу. Мэриан взялась меня доставить. Понеслись. В самом деле, оказалось похоже на полет в густом тумане. Часа через два она крикнула: «Смотрите по сторонам, не то пропустим!». – «Что пропустим?» – «Как что? Столицу!». Обратно ехали уже тише. Остановились у лавки, где продавалось оружие. Она стала осматривать один за другим пистолеты, охотничьи ружья и автоматы, осматривала и прицеливалась. «Хочу, чтобы у меня было оружие», – объяснила она свой интерес. При полном отсутствии денег.

Почему же не могла Мэриан продать имение или хотя бы конюшню, на слом? «Моя недвижимость под арестом», – объяснила она, как обычно, кратко и