Между тем знатные люди без конца собирают ополчения. Могущественный Кольбейн дважды собирал ополчение в «своих округах». Хозяин Хальвдан не захотел присоединиться к его отряду. Тогда Кольбейн со своими людьми, устроившись на хуторе упрямца якобы для ночевки, запер его с домочадцами «в покоях» (видимо, в спальных комнатках) и ограбил, забрав все оружие, в том числе меч Морж, а также лошадей. Затем он предупредил, что, если Хальвдан с братьями к нему не явится, он разорит всю их округу подчистую. И четыре брата были вынуждены воевать на его стороне (гл. 130).

Хёвдинг или его человек, глава ополченцев, всегда ездил в арьергарде, «следя, чтобы никто не сбежал назад». Все это было очень обидно бондам, ведь в битвах, как замечает сага, враждующие господа сводили свои личные счеты (гл. 133).

Сага сообщает далее, что ополченцы «разбрелись по округе», забивали скот. «Грабили почти повсеместно…», брали все, что не успели заранее развезти [на хранение] «по церквам» (гл. 133, 134).

Те саги, авторы которых жили в XIII в., отмечают и другие тяготы, которые приходилось терпеть бондам. Резкое усиление их бесправия в условиях смут очевидно. Не случайно в «Саге о Греттире» говорится (гл. LXXII, LXXIII) о том, что бедные бонды, будучи не в силах защитить свои пастбища и скот от разбоя, за гроши отдавали их богатым бондам и господам. Также не случайно в «Саге об исландцах» в хулительных стихах (нидах), направленных против некоего Кальва (гл. 28, ст. № 8), этого человека обвиняют в том, что он плут, нахлебник, который «сидит на шее округи»; это свидетельство интересно тем, что фиксирует наличие в общинах людей, неспособных (или не желающих) себя прокормить и пользующихся милостыней общинников-бондов.

Но о наличии на местах значительного числа бедных и деклассированных людей уже в эпоху саг убедительно свидетельствует «Сага о Храфнкеле годи Фрейра». Там, как уже говорилось выше, речь шла о бедном и многодетном бонде, сын которого устроился в работники к главному персонажу этой саги (гл. IV, V). Хозяин вскоре убил парня за некое нарушение принятого на хуторе порядка, за что был привлечен к суду тинга. И вот что рассказывает сага об этом суде и его последствиях.

Храфнкель годи Фрейра в своей округе имел множество поземельно зависимых людей (!), в том числе бондов, он был могущественным человеком. Между тем богатые люди отстранились от участия в судебных прениях. Средние бонды тоже остерегались и помалкивали. А «бобыли и бедняки», которым видный противник Храфнкеля давал еду и оружие, готовы были выступить против него. Поскольку же эти люди сохраняли право голоса на тинге, и их, видимо, было немало, Храфнкеля объявили вне закона и присудили к конфискации имущества. Согласно обычному праву, конфискация должна была начаться через 14 дней после «взятия оружия», т. е. разъезда с тинга: ведь на тинге оружие нельзя было обнажать, даже если люди пришли вооруженными (ножны их мечей полагалось держать завязанными). Расправой с Храфнкелем и конфискацией его имущества занялись победители на тинге — как раз «бобыли и бедняки», возможно, под руководством его противников. Виновному и всем мужчинам в его доме, привязав их к перекладине для сушки белья, «проткнули ножами щиколотки, протянули через отверстия веревку и повесили [вниз головой?] на эту перекладину всех восьмерых вместе». Затем они «пошли, пока солнце стояло на юге, на пригорок и объявили об изъятии имущества. Возвратившись, сняли и положили подвешенных, уже окровавленных». Затем выгнали из дома прочих его обитателей с «малым имуществом», оставив им из оружия лишь копье. «Ограбили капище Храфнкеля и сожгли его». А в доме казненного поселились победители.

О возрастании числа неимущего люда в среде бондов свидетельствует и упомянутое в начале главы движение биркебейнеров-лапотников. Одним из известных участников этого движения был Эйрик Берестяник (birkibeinn), о котором в «Саге об исландцах» (гл. 46 и 55) говорится, что он «был почти бродягой» (var ner um[ren]ningr).

Итак, незнатные бонды-хозяева в эпоху викингов являлись основной социальной стратой скандинавских обществ, обладающей в силу обычая значительными правообязанностями и авторитетом. Соответствующие традиции продолжали существовать, они в той или иной мере действовали и после эпохи викингов, в XII и XIII столетиях. Именно рядовые самостоятельные бонды, хозяева и труженики одновременно, в эпоху викингов были носителями основных форм собственности (средней и мелкой) и владельцами базовых хозяйственных ячеек-подворий. Бонды являлись охранителями обычного права с его традициями народной независимости, прав и свобод, воспетых сагами.

На пространстве и во времени саг бонды еще сильны и активны в общественной жизни, в отстаивании своих прав и обычаев. Но саги со всей очевидностью свидетельствуют о том важнейшем социальном процессе, который именно в ту эпоху начинает подтачивать традиционное общество бондов, прежде всего размывает его основу — господство однодворцев, владельцев средней и мелкой собственности. По мере, с одной стороны, развития государственной власти и ее институтов, укрепления знати, а с другой стороны — расслоения мощного слоя бондов традиционными обычаями продолжает пользоваться лишь постепенно сужающаяся их прослойка — те, кто сохраняет землю, хозяйственную самостоятельность, широкий круг родни и домочадцев, общественный авторитет. Это те, кто имеет достаточные возможности, чтобы уплачивать налоги, нести общественные правообязанности и просто известные обязанности в виде посещения тингов, участия в пешем ополчении, ледунге и сторожевой службе на бесконечных в Скандинавских странах побережьях, в устройстве пиров для друзей, соседей и правителей, в уплате дани, приеме служилых людей.

Однако степень развития этого процесса в эпоху викингов не стоит преувеличивать, это, скорее всего, его начало даже в Дании, будущей «стране дворянства». Швеция, где свободное крестьянство сохранялось еще и в раннее Новое время, не случайно вошла в историю как «страна бондов». Сохранение свободных крестьян-собственников, хозяев, пусть в разной степени, в разном объеме, является, как полагаю, одной из основ сильных и живучих традиций скандинавского культурно-исторического поля.

Вместе с тем очевидно, что бонды находились под большим влиянием местной родовой знати. Данное обстоятельство, усиливаясь со временем, долго играло важную роль в политической жизни Скандинавских стран. Что представляла собой родовая знать саг? Это и будет темой следующего очерка.

Знать в еще большей мере, чем «могучие бонды», привлекает повышенное внимание авторов саг. Это и понятно: ведь в центре самых важных событий стояли именно представители элиты, и «войти в сагу» могли только те, кто совершил по-настоящему громкие деяния, люди с примечательной биографией.

В вопросе об элите общества речь не может идти только о ее богатстве, материальной силе: она неизбежно связана с властью. В эпоху викингов экономическое могущество знати только формировалось. Другое дело — власть. Общество людей саги обладало строгой иерархией. Оно было не только разделено на вертикальные и горизонтальные социальные слои — страты и группы, но и обладало достаточно определенной, традиционной системой власти. Отношения власти фиксировались обычаями и опирались на прочные традиции. Однако в ходе событий, при смене политической обстановки, эта освященная обычаем система власти меняла свои формы, структуру, личный состав, полномочия и вес в обществе, равно как и методы захвата и удержания самой власти, прежде всего верховной.