Но рука Клаудиюса, не обращая внимания на течение его мыслей, потянулась к розовой рубашке и коснулась пальцами воротника. Рубашка, кажется, действительно была новой, она была просто вытащена из упаковочного целлофана и лежала фабрично свернутой рядом с так же фабрично свернутой другой рубашкой.

Взгляд Клаудиюса быстро нашел доказательство своим мыслям – у застегнутой верхней пуговицы рубашки блестела круглая головка булавки.

«Он даже их не надевал! – понял Клаудиюс. – Наверное, купил где-то на распродаже и оставил на будущее!»

Вытащил и развернул розовую рубашку, вытянул булавку, растегнул пуговицы. Понял, что на него она будет маленькая. Заметил под ней еще одну – черную.

– Странный запас, – усмехнулся, и вытащил на свет божий вторую, синюю. Потом черную. Под рубашками лежали выглаженные джинсы, явно ношеные.

Клаудиюс поднялся на ноги, приложил джинсы к себе и понял, что прежний хозяин чемодана был намного худее его, худее и, наверное, ниже на голову. Он был такой, как Ласло, – щуплый и невысокий.

– Ему и отдам все, – решил Клаудиюс.

Взгляд его упал на оголившееся перед ним впервые дно кожаного чемодана. Темно-коричневый шелк подкладки выглядел помятым и неровным. Клаудиюс снова присел и провел ладонью по дну чемодана. Рука наткнулась на какие-то неровности, на углы то ли обрезанного картона, то ли фанеры, которыми когда-то укрепляли форму чемоданов.

Он еще раз провел ладонью, потом двумя, и в мысли его закралось подозрение, что в этом чемодане еще что-то есть. Он приподнял его, проверяя на вес. Чемодан показался тяжеловатым, но ведь он из кожи, а кожа сама по себе создает вес!

Тогда он прощупал с двух сторон толщину дна, и всякие сомнения рассеялись. Дно чемодана что-то в себе скрывало!

Клаудиюс уже несколько раз осмотрел и ощупал шелк подкладки, но она казалась цельной. С внешней стороны куски кожи были крепко стянуты надежными швами.

– Ты меня не обманешь! – произнес Клаудиюс и взял в руки кухонный ножик.

Подняв чемодан на столик под окном, он вскрыл подкладку. Под ней лежал прямоугольник толстого картона, а под картоном – пачки банкнот, переклеенных бумажными ленточками с метками банка.

– Опля! – вырвалось у Клаудиюса.

Он посчитал пачки – их было двадцать. Под ними лежал такой же прямоугольник толстого картона.

Присмотревшись, Клаудиюс понял, что перед ним не евро, не фунты и не доллары. Взял в руки одну пачку, сорвал бумажную банковскую ленту и вытащил верхнюю купюру. Повертел в руках, рассматривая на зелено-фиолетовой купюре с одной стороны здание, с другой – романтический портрет молодого мужчины.

– «500 лей» – прочитал он. – Интересно, сколько это?

Он смотрел на случайно обнаруженные деньги и не видел в них богатства, не видел в них реальных денег.

До Румынии далеко. Может, там это и богатство. А тут?

Но все-таки освобожденную от банковской ленты пачку Клаудиюс оставил на столе. А поверх остальных снова сложил свои вещи. Вещи неизвестного и щуплого прежнего хозяина чемодана он бросил сверху и снова закрыл чемодан, сунул его под кровать.

По дороге к автобусной остановке Клаудиюс заметил отделение банка. Зашел, спросил, меняют ли они румынские леи на фунты.

– Мы нет, но на Сесиль Сквер наверняка меняют, – сказал ему китаец в костюме с галстуком и бейджиком. – У нас же тут полно румын!

До Сесиль Сквера Клаудиюс дошел за пятнадцать минут. Тут, в отделении того же банка, румынские леи принимали. Не долго думая, Клаудиюс сунул в окошко кассы обмена всю пачку новеньких, веселой расцветки банкнот. Кассир-индус был явно удивлен их количеству. Но, пролистав пачку, аккуратно водрузил ее на машину-банкнотосчиталку, и та зашелестела, прогоняя каждую купюру через себя с огромной, почти космической скоростью.

– У вас есть ай-ди с фотографией? – спросил кассир, подняв взгляд на клиента.

Клаудиюс протянул индусу паспорт. Тот сразу успокоился, на лицо вернулось выражение обычной деловитости. Только когда он перевел взгляд с паспорта на пачку румынских лей, лежащих теперь перед ним, в его глазах промелькнул еще один вопрос. Промелькнул, но не задержался.

Кассир сделал ксерокс паспорта и вернул документ хозяину. Потом отлучился ненадолго и, вернувшись, просунул в окошко две банковских упаковки пятидесятифунтовых банкнот и одну двадцатифунтовых.

«Зачем мне теперь эти клетки? – подумал Клаудиюс, пряча фунты во внутренние карманы куртки дрожащими от нервного счастья руками. – Зачем мне это общежитие с двумя соседями-венграми? У меня есть машина, у меня есть деньги! У меня теперь есть время найти другую работу и, может быть, другой город, чтобы мои пути с Ингридой и ее поляком больше никогда не пересекались!»

Решив не ехать на работу, Клаудиюс почувствовал себя удивительно расслабленно. Словно гора с плеч свалилась. «Это свобода! – понял он. – Свобода от того, что не хочется делать, свобода от тех, кого не хочется видеть!»

Ноги сами привели его к кафе-сквоту, но двери кафе оказались еще заперты.

Клаудиюс оглянулся по сторонам. Теперь, когда он никуда не спешил, можно было наконец спокойно пройтись по улочкам Маргейта. Самая центральная – Хай-стрит – казалась Клаудиюсу и самой странной – половина магазинов на ней пустовала. На их дверях озабоченные активные горожане клеили листовки со страшной статистикой, показывающей «достижения» местной преступности, количество подростковых беременностей и процент безработных. Всё это могло испугать кого угодно, но только не Клаудиюса. Да, с наступлением темноты по городу носились полицейские машины с мигалками и сиренами, но он ни разу не слышал от тех, с кем общался, о страшных преступлениях, совершаемых в Маргейте. Безработных он тоже особенно не видел или не умел отличать их от «работных». Может, они выходили на улицы после того, как он уже сделал свою первую клетку. В таком случае сегодня он их обязательно увидит. Ведь безработные должны просто гулять по городу и пить пиво из жестянок! Что им еще делать?

Солнце набирало силы, все выше поднимаясь над Кентом. Мимо Клаудиюса, весело болтая по-арабски, прошли три девчонки-подростка в платках, потом двое парней в затертых джинсах и одинаковых дешевых ветровках темно-синего цвета, на ходу пивших пиво из жестянок.

– Вот они, безработные! – догадался Клаудиюс.

– Курва! – громко ругнулся один из них и оба рассмеялись.

– Нет, это поляки, – понял Клаудиюс. Лицо его на мгновение изменила ехидная улыбка – он подумал о Шляхтиче.

Вышел на Хай-стрит. Витрины бывших магазинов по-прежнему заклеены рекламой, плакатами и листовками. И где-то рядом обязательно вывеска «FOR RENT». Три подряд пустых помещения и вдруг, к радости, жизнь! Живой магазинчик «OXFAM», так называемый благотворительный магазин, в котором без зарплаты работают энтузиасты и пенсионеры, и товары тоже подарены магазину другими энтузиастами и пенсионерами. И вся выручка идет на доброе дело, каким-нибудь детям или инвалидам. Клаудиюсу нравились такие магазинчики. В них все по фунту, по два или по три.