В Соединенных Штатах были ошеломлены новостями из Вьетнама, которые к тому же не всегда правдиво отражали реальность. Популярный ведущий вечерних новостей на NBC Чет Хантли сообщил зрителям, что вьетконговские снайперы проникли в здание посольства США и с его крыши обстреливали прибывших на помощь американских десантников. Сара Макклендон в столичной новостной программе Capital Tieline предостерегла: «Ситуация очень, очень сложная, и я думаю, наши люди должны осознать это в полной мере»[901]. Том Бакли из The New York Times выразил благоговейный ужас перед тем, что «после стольких лет войны и десятков тысяч жертв Вьетконг показал, что по-прежнему способен поставить под ружье тысячи бойцов, готовых не только делать вылазки по ночам и ускользать в джунгли, но и наносить массированные удары, фактически идя на осознанное самопожертвование»[902]. Майк Уоллес с CBS заявил, что Тетское наступление «разрушает миф о том, что союзные силы контролируют Южный Вьетнам». Сенатор Джон Стеннис от Миссисипи заявил журналистам, что эти атаки, хотя и дорого обошлись врагу, нанесли личное унижение Линдону Джонсону. Президент действительно счел это ударом в спину со стороны своих военных, и в частности Уэстморленда, — его доверие к ним было безвозвратно утеряно.

Между тем боевые действия продолжались. 1 февраля в 06:00 Чан Бать Данг и его штаб погрузились в большие моторные сампаны под флагами НФОЮВ, поднялись вверх по реке Сайгон и высадились в городе. Несмотря на перестрелки и орудийную пальбу, они двинулись по столичным улицам к мосту Батанг. Данг, ветеран Вьетминя, хорошо знал Сайгон в 1945–1946 гг. По пути он ненадолго забежал в дом некой миссис Чинь, где в те далекие времена размещалась штаб-квартира партийного комитета. На многих домах были вывешены революционные флаги. По словам одного из партизан, ему так понравилось ходить по столице, что он даже снял сандалии, чтобы лучше почувствовать ее улицы.

В тот день бригадный генерал Джон Чейссон в штабе КОВПВ с горьким восхищением написал: «Это невероятно. Они одновременно нанесли удары почти по всем аэродромам и крупным городам по всей стране. На данный момент причиненный нам ущерб довольно значителен, но человеческие потери невелики, и сам противник заплатил ошеломительную цену. Если мы сможем взять верх (а в этом нет никаких сомнений), не думаю, что у них останется много сил. Они пошли ва-банк и тем самым только сократят для нас войну»[903].

В сайгонском полевом штабе НФОЮВ боевой дух заметно ослаб. Согласно последним донесениям, почти все группы ВК в центре Сайгона были уничтожены. Данг разместил новый командный пункт в пагоде возле моста Биньтиен и отправил «оккупационные бригады» на улицы призывать гражданское население присоединиться к восстанию, но эти усилия ничего не дали. Ему сообщили, что на дом его знакомой миссис Чинь упала бомба, все его обитатели погибли. Следующие несколько дней и ночей они почти не спали, получая непрерывный поток плохих новостей, которые в основном доставлялись отважными женщинами-курьерами, рисковавшими жизнью на обстреливаемых сайгонских улицах. Под натиском союзных войск и растущей огневой мощи удерживаемые партизанами периметры стремительно сокращались. Над их позициями непрерывно кружили вертолеты, в ночные часы подвешивались осветительные бомбы. Американцы запеленговали радиопередатчик Данга, и артиллерия взяла этот район в вилку. Поток раненых рос, но они ничем не могли им помочь. Все эти дни Данг и его люди питались только утиным мясом и яйцами, которые вскоре возненавидели. Данг отчаянно требовал подкреплений, но их неоткуда было взять.

По всей стране почти каждое американское боевое подразделение было вовлечено в вооруженное столкновение того или иного масштаба. Капитан Майрон Харрингтон, 30-летний уроженец Огасты, Джорджия, принял командование ротой в 1-м батальоне 5-го полка морской пехоты всего за пять дней до Тета. Его смущало, что за восемь лет службы он еще ни разу не участвовал в боевых действиях: «Я прекрасно осознавал свою неопытность»[904]. Через несколько часов после начала Тетского наступления его рота получила приказ зачистить местность к югу от Хюэ вдоль старой железнодорожной линии, пролегавшей около побережья. В одной из заброшенных деревушек они наткнулись на отряд ВНА и вступили с ним в бой. Всю ночь их позиции периодически подвергались минометному обстрелу, но на утро Харрингтон получил новый приказ: вместе со своими двумя взводами присоединиться к остальной части батальона, находившейся почти в 20 км отсюда. Это был классический пример неграмотного командования: отправлять небольшой отряд в такой опасный марш было слишком рискованно. Харрингтон спросил у штабного офицера: «Между вами и мной кто-то есть?» Никого, заверил он. Однако он и его люди не прошли и километра, как попали под интенсивный огонь. Они отстреливались четыре часа и потеряли восемь человек ранеными. В конце концов, благодаря огневой поддержке с кораблей, они сумели отойти с линии контакта и эвакуировать раненых. Из укрытия Харрингтон видел, как на позиции ВНА прибывают подкрепления: «Они отдавали команды жестами и свистками. Я понял, что ситуация становится серьезной». Только через 36 часов под покровом темноты они сумели обойти этот участок и в полночь 2 февраля выйти в расположение своего батальона.

Десантная рота лейтенанта Джона Харрисона под Нячангом получила приказ зачистить деревню из нескольких хижин и небольшого кладбища, где предположительно скрывались вьетконговцы. Когда они пересекали открытое пространство, занятое рисовыми полями, как вспоминал Харрисон, «внезапно у нас за спиной каким-то образом оказалась куча вьетконговцев, которые принялись палить по нам из гранатометов и минометов»[905]. Харрисон и трое его людей добежали до первой хижины и укрылись в ней, но обнаружили, что стены легко простреливаются пулями. Сражение шло целый день; остальная часть роты была прижата к земле огнем почти в километре от них. «Это была жаркая схватка — кто кого. В большинстве контактов, если вы теряете людей, это происходит в первые 30 секунд. Но на этот раз мы их теряли и теряли». Его лучший следопыт-головной был убит на крыльце соседней хижины. Харрисон вызвал воздушную поддержку: бомбы рвались так близко, что с его хижины снесло тростниковую крышу, а у него самого из ушей и носа началось кровотечение. В какой-то момент над полем боя кружило сразу шесть F-4, которые по очереди заходили на атаку.

Но вьетконговцы продолжали стрелять. Из одной хижины выбежал ребенок, схватил лежавшую на земле винтовку и убежал обратно. Лейтенант сказал своему пулеметчику: «Если он сделает это снова, пристрели его». Перед наступлением сумерек им на помощь прибыла еще одна рота. Но, когда они попытались вынести с поля боя раненого, они потеряли еще трех человек. «Это был очень, очень тяжелый день, — сказал Харрисон. — Первый раз в этой войне мы не смогли добиться огневого превосходства. Мы вели массированный огонь из М-60, но не могли заставить их замолчать. Противника мы почти не видели — только короткие вспышки их AK». Незадолго до захода солнца десантники отступили. Позже лейтенант с патрулем вернулся на поле боя, чтобы забрать убитых. На обратном пути они заблудились, так что ему пришлось по рации просить базу дать в небо очередь трассером, чтобы указать направление.