начала оживать. Могильный холод этой пустоты наполнял всё его существо, а он силился понять, неужели Хэ Су обращается к нему? Неужели говорит о себе и о нём?

– Если мы продолжим так жить, в конце концов от нашей любви останется лишь ненависть. Но я этого не хочу, поэтому будет лучше, если я уйду.

Когда Хэ Су умолкла, до Ван Со наконец дошло, что она была совершенно серьёзна и ему не послышалось.

Пустота захлестнула его целиком, вымораживая всё внутри, покрывая заиндевелой коркой душу, которая застыла в неверии. Ещё немного, ещё одно слово о расставании – и душа его просто рассыпалась бы ледяной пылью, но Хэ Су молчала, давая возможность Ван Со сделать вдох.

– Я никогда этого не допущу, – мёртвым голосом сказал он. – Слышишь меня? Я не позволю тебе уйти!

Он бросился в свои покои и заперся там, пытаясь побороть панику, сменявшуюся то растерянностью, то гневной решимостью покарать брата за нарушение приговора и тем самым покончить со всем этим кошмаром.

Рухнув на кровать, Ван Со сжал голову ледяными пальцами. Его колотило в ознобе, а в ушах шелестел голос Хэ Су: «Я хочу… Я хочу…»

Этот монотонный шум прервал стук двери и негодующий крик вбежавшей в его покои императрицы:

– Люди и без того относятся с подозрением к тому, как вы взошли на трон! Вы заставили меня отвернуться от семьи и брата, а сами не можете отпустить Хэ Су?

– Да, – безучастно проговорил Ван Со, даже не посмотрев в сторону жены. – Я не могу её отпустить.

– Вы не сумеете удерживать её вечно! – воскликнула Ён Хва. – А я подожду. В отличие от вас, я не готова отказаться от трона.

Ван Со даже не понял, когда императрица ушла. Он не слышал звуков и ничего не видел, всё сильнее погружаясь во тьму пустоты, в глубине которой затихало: «Я хочу… Я хочу…»

Сначала он силился понять, за что Хэ Су так его ненавидит, что готова солгать. Но потом его мысли обратились к младшему брату. А что, если всё не так? Если Су действительно этого хочет – стать женой Чжона?

Сражённый этим невероятным предположением, Ван Со резко выпрямился и уставился в стену напротив, но смотрел отнюдь не на пейзаж, вышитый шёлком. Перед его глазами, сменяя друг друга, замелькали картинки из прошлого.

Вот Хэ Су обнимает Ван Чжона в бамбуковом лесу, радуясь спасению от шайки однорукого. Принц улыбается ей в ответ, называет её сестрой и обещает, что будет защищать и заботиться о ней всю жизнь…

Вот Хэ Су поёт песню на дне рождения Ына, а Чжон не сводит с неё светящихся глаз и открыто любуется ею, не стесняясь окружающих. А Ван Со почему-то кажется, что он может читать мысли брата, обращённые к Су: «Я больше не хочу называть тебя сестрой. Я хочу быть твоим мужчиной».

Вот Хэ Су преграждает ему, Ван Со, вход в свою спальню, где прячется Чжон. Где остается у неё до утра… Остаётся с ней.

Вот Хэ Су стоит у постели почившей императрицы Ю, а рядом на коленях рыдает Чжон, прощаясь с матерью. Су провела принца во дворец вопреки запрету Ван Со, не испугавшись угрозы императора, его угрозы…

Картинки мелькали, складываясь в мозаику, а внутри не умолкало: «Я хочу… Хочу…»

И, устав от сомнений и метаний, Ван Со уронил лицо в ладони и завыл. Заскулил тихо, протяжно, как волчонок, плачущий от жалости к себе. Он сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, и выл, не зная, что ему делать. Не находя в себе сил принять неизбежное, смириться и отпустить.

Если бы Хэ Су не сказала эти слова!

Если бы она просто промолчала, то всё было бы иначе. Он бы наказал Чжона за нарушение ссылки, и министры не признали бы действенным указ, что принёс императору государственный преступник.

Всё.

Чжона бы казнили, Хэ Су осталась бы во дворце.

Так просто…

Но тогда она больше никогда не взглянула бы ему в лицо. Никогда не заговорила бы с ним. Не простила за смерть брата.

Ван Со выл, впиваясь скрюченными пальцами в пылающий лоб. И чем яснее понимал, что Чжи Мон был прав, тем громче плакал загнанный в ловушку волк, тем сильнее кровоточила его истерзанная душа.

Чжи Мон был прав: выбора нет.

Но внутри у Ван Со всё клокотало от этой несправедливости Небес, от собственной беспомощности и ощущения того, что им по-прежнему манипулируют. Не люди, так высшие силы, до которых ему никогда не докричаться. И это выводило его из себя, порождая из его слабости и отчаяния протест и горячую злость. Вой сменился рычанием, щекотавшим горло и возвращающим Ван Со силы.

Ну нет!

Его никто – никто! – не заставит отпустить Хэ Су. И пусть на это трижды будет воля Небес – уйти, покинуть его он ей не позволит.

Пусть ненавидит его. Пусть молчит. Но останется рядом.

Он её не отпустит. Хэ Су принадлежит ему, только ему. И будет с ним. Будет!

Слышите вы, проклятые Небеса?!

Измученный этой бесконечной бессонной ночью, Ван Со вернулся в тронный зал и, застыв на троне, встретил там рассвет.

А через пару дней к нему явился Ван Ук.

Первой мыслью императора при виде восьмого брата было равнодушное – ещё один. Ещё один принц решил проигнорировать приказ о ссылке. Видимо, всё-таки придётся нарушить когда-то данное Су обещание не трогать братьев.

– Ты что-то хотел сообщить мне? – прохладно поинтересовался он, глядя на сгорбленную фигуру и потухший взгляд Ван Ука. – Императрица умоляла меня выслушать тебя. Только поэтому ты ещё жив.

Ён Хва, стоявшая у трона, нетерпеливо зашуршала юбками.

– Ваше Величество, – обратился к ней восьмой принц, – прошу, оставьте нас.

– Брат… – попыталась возразить ему императрица, но Ван Ук так выразительно посмотрел на неё, что она сдалась и перед уходом лишь повторно попросила Кванджона выслушать принца до конца.

Оставшись наедине с императором, Ван Ук вздохнул и начал:

– Ваше Величество, я должен рассказать вам о моих отношениях с Хэ Су.

– Хэ Су? – напрягся Кванджон, и внутри у него всё сжалось в тугой узел.

Да что же это такое?

– Кажется, вы до сих пор пребывали в неведении, поэтому я хотел признаться вам, что когда-то мы с ней собирались пожениться.

Безучастное выражение лица императора поменялось в одну