Талавайн еще раз проверил, как сидит на нем одежда, которую он был вынужден носить, оставаясь в роли гофмейстера Датамеса. Армированная проволокой тога была очень неудобной, но зато весьма полезной. Не нужно было ему приходить сюда. Он отбивался руками и ногами, хорошо сознавая, что тем самым навлекает на себя подозрения. Ведь ясно же, что гофмейстер не только организовывает подобные путешествия, но и принимает в них участие.

Он бросил тревожный взгляд на большую ступенчатую пирамиду. Артакса и его ближайших придворных пригласили на большой пир на верхней дворцовой террасе. Отсюда открывался наилучший вид на зиккурат, ступенчатую пирамиду, на вершине которой стоял маленький белый храм, в котором свершится Небесная свадьба. Стен не было. Лишь четыре неуклюжие колонны, поддерживавшие легкую крышу. Все должны были видеть, как бессмертный совершает ритуал. Варварство! Даже по человеческим меркам, подумал Талавайн.

Таким же варварским было оскорбление, связанное с их размещением. Аарона и его свиту поселили в тростниковых чертогах во дворе дворца. Предлогом послужило то, что у хозяев не было времени подготовить достойные помещения к нежданному приезду соседей. Тростник связали в снопы длиной в десять шагов, сложили дугой и закрепили на земле с помощью деревянных кольев. Множество подобных арок образовывали зал. Таких чертогов было семнадцать, и они стояли во дворе дворца вплотную друг к другу. Некоторых из низших слуг Аарона разместили в конюшнях. Тростниковые снопы были пропитаны ароматическими маслами, что для Талавайна не было большим новшеством. Они слишком сильно перестарались! Если сильно надавить на тростник, просачивался аромат масла худшего качества. Розовое масло и другие ароматы были смешаны с дешевым оливковым маслом. Получившийся таким образом аромат поистине нельзя было спутать ни с чем. Ни в одном из залов Талавайн не мог остаться надолго, чтобы не обзавестись головной болью. Впрочем, люди, похоже, менее чувствительны.

Талавайн беспокойно окинул взглядом дворцовую террасу. Эльф чувствовал присутствие по меньшей мере двух девантаров. Но видеть он их не видел. Может быть, они приняли человеческий облик.

Девантары были законченными обманщиками — ив его глазах они были не только врагами. Он испытывал уважение перед их способностями. Как раз это и было одной из причин того, почему он не хотел быть здесь. Это было неразумно и опасно, ведь он знал, что они значительно превосходят его. При дворе у Аарона до сих пор ему всегда удавалось держаться в тени, когда приходил Львиноголовый, но здесь, во время столь важного празднества, не попасться на глаза девантару было практически невозможно.

Талавайн безрадостно отпил вина. Его подавали в безвкусных, отделанных драгоценными камнями золотых бокалах. По ним было в первую очередь видно, что они очень дорогие. О красоте и эстетической композиции эти дикари понятия не имели. Придворные Муватты были просто ужасны. Повсюду чванились золотом и богатством. В принципе, в этом не было ничего предосудительного, но люди временами просто не могли понять, что меньше иногда значит больше. Глаз радует не льющееся через край изобилие. Оно лишь запутывает. Чтобы произведение искусства стало значимым, ему нужно пространство.

Дворец Аарона был несопоставимо прекраснее, поскольку это было его рук дело. Многие годы он постепенно убирал лишнее, время от времени выставляя новые произведения искусства. Скульптуру кочевников с той стороны Стеклянной пустыни, разрисованную вазу из мастерских Трурии. Считалось, что у бессмертного Валесии весьма изысканный вкус. Ходили слухи, что он уже долгие годы строит Белый город, спрятанный глубоко в горах. Назывался он Зелинунт, и будто бы построен он был полностью из мрамора. Ему хотелось бы однажды повидать это место. Возможно, он испытает разочарование, но ему было любопытно. Зелинунт уж наверняка прекраснее Изатами, столицы безвкусицы!

Талавайн поглядел на зиккурат. Ступенчатая пирамида высотой с башню была полностью облицована покрытыми глазурью кирпичами цвета морской волны. На ней золотым цветом выделялся кирпичный рельеф с изображениями крылатой богини и бессмертного Муватты. По краям террас пирамиды и на ступеньках, ведущих к маленькому храму, стояли тысячи масляных ламп. В свете ламп постройка казалась почти красивой. По большой лестнице спускались священнослужительницы с эскортом из обритых наголо евнухов. Они подготовили ложе для Небесной свадьбы.

Талавайн подумал о хрупкой девушке, которую мельком видел утром. Невеста бессмертного. На его взгляд, ей едва ли было больше пятнадцати. А может быть, и меньше. Красивая девушка по человеческим меркам. С большими темными глазами, в которых утром отражались гордость и налет страха. Она понравилась ему, и он осторожно поинтересовался, что ее ожидает. Услышанное наполнило его еще большим отвращением.

Малышка, должно быть, сейчас находится в одном из туннелей под городом. С эскортом из нескольких евнухов. Тайный ход вел к потайной лестнице внутри зиккурата. Эта лестница была предназначена исключительно для невест бессмертного. Ни один другой человек не имел права ступать на нее. У подножия лестницы евнухи разденут девушку. Тогда она, с масляной лампой в одной руке, должна будет преодолеть триста ступенек лестницы до вершины зиккурата. Говорили, что на стенах вдоль лестницы есть картины, дающие наставления о радостях Небесной свадьбы.

Девушка означала землю, и поэтому ее проводили через туннель. Она рождалась из земли, скрытая от взглядов, и поднималась прямо к небу. А Муватту относила к храму сама Ишта. Он воплощал в себе небо и спускался с неба. Объединение неба и земли, возобновленный союз между богами и людьми, все это олицетворяла эта свадьба. После этой ночи девушку доверят свягценнослу- жительницам. Вдали от мужчин она будет молиться и ждать в храме далеко в горах. Если она понесет ребенка, страну ожидает хороший год. Если же плод не произрастет в ее теле, это считается дурным знамением для будущего урожая. Тогда бессмертный и жрецы принесут ее в жертву будущей весной на храмовом поле перед стенами Изатами, кровь ее оросит борозды, чтобы отвратить от страны голодные годы.

Звонкий перезвон цимбал и глухой рокот множества барабанов заполнили улицы города. На празднество стекались тысячи людей. Целый день приносили в жертву быков, и теперь их мясо раздавали бедным. Вино текло ручьями, и Датамес был уверен, что верующие тысячекратно отпразднуют свой собственный вариант Небесной свадьбы в подворотнях и темных переулках. Воины давно ушли с улиц и уже наверняка праздновали вместе с крестьянами и чернью. Там, внизу, больше не было порядка. Только экстаз. Это же хуже праздника кобольдов!

Талавайн оглядел широкую террасу. Здесь все происходило ничуть не менее безудержно. Гости сидели на корточках или лежали небольшими группами вокруг низеньких столиков; большие подушки и толстые ковры обеспечивали удобство. По небу плыли низкие облака, вдали время от времени виднелись вспышки зарниц. Стояла удушающая жара. Ночь для распутства. Большинство лувийцев и некоторые люди из свиты Аарона были одеты раздражающе легко. На некоторых дамах было больше украшений, чем тканей!

Талавайн не был чопорным, однако предпочитал не переживать свои любовные приключения на глазах дюжин зевак. Нет, он никогда не сможет полностью понять менталитет людей. Наблюдать за ними ему было интересно. Они вновь и вновь удивляли его. Собственная задача наполняла его, он сознавал, что является самым влиятельным эльфом Лазурного чертога в Араме, возможно, и на всей Дайе. Очень редко удавалось им дослужиться до высокой должности и приблизиться к одному из бессмертных. Ему даже нравилось выполнять свою работу гофмейстера. Однако в последние недели в нем росла тоска по Альвенмарку. Ему очень хотелось оказаться среди себе подобных, не бояться каждый миг быть раскрытым.