В тот год Макговерн не пережил бы второго недобора голосов в Майами, и только последний дурак счел бы, что Счастливый Вояка не пошел бы на сделку с Уоллесом. Губерт Хамфри с кем угодно на что угодно поменялся бы, лишь бы заручиться номинацией от демократов в 1972-м, и будет готов меняться в этом году, если углядит хотя бы малейший шанс.

А свой шанс он видеть умеет. Он увидел его еще утром после первичных в Нью-Гэмпшире, когда стало известно, что пять процентов проголосовало за делегатов, не принадлежащих к той или иной партии. Этот гнилой, изовравшийся старый псих уже на рассвете выступил по национальному телевидению, где квохтал, как накаченная амидами наседка, по поводу «отличных новостей» из Нью-Гэмпшира. После почти четырех лет государственной сдержанности и нечастных появлений на экране, где слишком хорошо заметны его седина и обвислые брыли (это были четыре долгих и лихорадочных года, видевших падение Ричарда Никсона, конец войны во Вьетнаме и неоколлапс экономики США), и стольких торжественных заявлений, дескать, он никогда не станет баллотироваться в президенты, чтобы выдернуть Губерта из шкафа, понадобилось лишь известие из Нью-Гэмпшира, что пять процентов избирателей-демократов, менее четырех тысяч человек того странного маленького штата, проголосовали за «беспартийных» делегатов.

Хамфри, даже не баллотировавшийся на первичных в Нью-Гэмпшире, счел их «своими пятью процентами». И плевать, что победил там никому не известный бывший губернатор Джорджии, набрав более чем тридцать процентов голосов, или что либеральный конгрессмен-либерал Моррис Юдалл пришел твердым, хотя и разочаровывающим вторым с двадцатью четырьмя процентами, или что сенатор-либерал Бёрч Бай пришел третьим с шестнадцатью. Все это Хьюберта не заботит, так как он посвящен в различные слухи и скормленные прессе сообщения, дескать, многие «беспартийные» делегаты в Нью-Гэмпшире тайно поддерживали Хамфри. Разумеется, удостовериться возможности нет, но нет и причин сомневаться, во всяком случае в замшелом мозгу Счастливого Вояки.

* * *

Его первое появление на телевидении в ходе кампании 76-го обернулось для меня неприятным шоком. Я не спал всю ночь, прикладывался к бутылке и переживал за свои ставки (ставили на тандемы, и я выбрал Картера и Рейгана против Юдолла и Форда), и к восходу солнца в среду я сидел развалившись перед телевизором в старинном фермерском доме на холме у деревушки под названием Контукук в Новой Англии. Я почти выиграл на Картере, но надо было подождать Хьюза Радда и Morning News, чтобы узнать, что Форд в конечном итоге опередил Рейгана. На рассвете отрыв составлял менее одного процента, но и его хватило, чтобы сорвать «мой тандем» и отправить Рейгана назад на Чип-стрит, где он с тех пор и пребывает. И я мрачно размышлял над неожиданным проигрышем, прихлебывая кофе и опять прикладываясь к стакану, и вдруг меня как обухом по голове огрели безумное бормотание и не менее безумный спектакль, устроенный Губертом Горацио Хамфри. Волосы у него были ярко-оранжевые, щеки нарумянены, в слоях пудры на лбу ползли трещины, а губы двигались так быстро, что слова вылетали пронзительным дребезжащим визгом: «О благодать, благодаренье Богу… замечательно, правда? Да, воистину, да… О да, только что стало очевидно… Не могу не нарадоваться…»

«Нет! – подумал я. – Не может быть! Не сейчас! Мы еще в себя не пришли!» А вот, пожалуйста, позорный наэлектризованный труп хихикает, неистовствует, ручками размахивает перед камерой, будто его только что избрали президентом. Он выглядел как три гиены в ажиотаже жрачки. Вскочив, я попятился от телика, но с другого конца комнаты картинка не изменилась. Я видел Настоящее, и оно меня потрясло. Ведь в глубине души я знал, что он реальный: даже с пятипроцентной тенью голосов на первичных в том году, когда его имени даже не было в избирательных списках, и невзирая на неожиданную победу Джимми Картера и на то, что еще четыре известных на всю страну кандидата закончили выше, чем «беспартийные», Губерт Хамфри все равно умудрился выплыть из хаоса Нью-Гэмпшира с очередной новой жизнью и еще одной серьезной претензией на кресло президента Соединенных Штатов.

Это было нечто большее, чем чутье или болезненная вспышка инстинктивного ужаса. По сути, я сам несколько месяцев назад это предсказывал. Был летний вечер в Вашингтоне, я обедал в ресторане под отрытым небом неподалеку от Капитолия с теми, кого Wall Street Journal назвал «десятком спецов кампании Макговерна 76-го». На тот момент трое уже точно пробились в кандидаты: Джимми Картер, Мо Юдолл и Фред Харрис. Мы только что вышли после краткого и энергичного интервью с Джимми Картером и по пути в ресторан столкнулись на улице с Юдоллом, и по вполне понятным причинам разговор за столом свернул на «серьезную политику». Только один из нас питал хотя бы толику симпатий к кому-то из кандидатов 76-го, и через час-другой жестких оценок и горьких замечаний Алан Бэрон (пресс-секретарь Макговерна и главная фигура в крыле «новой политики» демократической партии) предложил устроить тайное голосование, чтобы выяснить, какой кандидат, по мнению сидящих за столом, действительно будет номинирован от партии в 1976-м.

– Не тот, кого бы мы хотели, и не тот, кто нам нравится, – подчеркнул Бэрон, – а тот, кто, по нашему мнению, действительно отхватит куш.

Вырвав страницу из блокнота, я порезал ее на «бюллетени». Каждый взял по одному, написал имя и передал Бэрону, персонажу в духе Фарука с хищным чувством юмора и телосложением борца сумо.

(Мы с Аланом не всегда дружили. В 1972-м он был менеджером кампании Маски во Флориде и так и не оправился от стычки с Одурелым от Джина Крикуна на «Саншайн спешл» Большого Эдда. И даже теперь, спустя столько лет, я иногда ловлю на себе его хищный взгляд. Ну да ладно… Корыто ссор, так сказать, уплыло под мост, а в президентской политике научаешься любить мосты и никогда не смотреть вниз.)

Вернемся к подсчету голосов и ухмылке на лице Бэрона, когда он развернул первый бюллетень.

– Так я и знал, – сказал он. – Считая меня, уже двое… ага, вот еще один. – Подняв глаза, он рассмеялся. – Сокрушительная победа Губерта Хамфри.

Вот как обернулось. Окончательный подсчет гласил: Хамфри – четыре, Маски – два и один голос за Юдолла от Рика Стирнса, который уже был задействован в планировании и организации различных стадий кампании последнего. Никто больше не выказал ничего, помимо уныния, пессимизма и своего рода агрессивной нейтральности.

* * *

Идея продолжения «Страха и отвращения тропой избирательной кампании 72-го» пошла псу под хвост. Если не случится ничего из ряда вон выходящего, я оставлю безотрадный труд хроникера этого дешевого трипа Тедди Уайту, который уже попал в ловушку там, где мне не хочется оказаться.

Но если хочешь мало-мальски разобраться что к чему, от нескольких ранних первичных никуда не деться. И чтобы вогнать себя в нужную депрессию перед грядущим испытанием, я решил в начале января возродить редакцию внутренней политики и снова водвориться там, где я столько времени провел в 72-м, а потом в 74-м годах. То были времена взлета и падения Ричарда Милхауза Никсона, который был преступным психопатом, а еще президентом Соединенных Штатов на протяжении пяти лет.