Посередине палаты, среди наваленных горой игрушек, сидел на пластмассовом горшке мальчик лет двух и задумчиво смотрел в окно. Его мамаша, сидя на стуле неподалёку, слушала через наушники плейер.

В коридоре три родительницы наседали на женщину-врача. Как я поняла, они требовали разрешить детям пользоваться планшетами в больнице. Они якобы без игр не могут жить и никогда не поправятся. Вспомнив жалобы старушек на скамейке, я замедлила шаг и прислушалась.

– И не думайте, и не мечтайте! – зычным голосом отвечала статная брюнетка в нежно-зелёном халате. На шее у неё висел стетоскоп. – Вам нужно получить отсюда здоровых детей? Или, в случаем случае, тяжелых неврастеников? Вы как себе это представляете? Ваши ненаглядные монстров будут громить, и другим детишкам покою не дадут. Они тогда и ночью не угомонятся. Без того почти у всех гиперактивность. Вам самим-то не жутко? Сегодня они играют в «Расстреляй автобус», а потом учителей или товарищей в школе «мочканут». Такие примеры уже были, между прочим. А то и дома бойню устроят – это тоже очень вероятно. Дети должны знать не только слово «хочу», но и слово «нельзя». Каждый тут пуп Земли, даже не подозревающий, что вокруг тоже люди…

– Пойдёмте скорее, – поторопила медсестра.

Я припустила вдогонку. Толстуха дождалась меня, и мы пошли рядом.

– Ирина – беженка из Луганска. Очень симпатичная и приятная женщина. К нам ещё и до поступления Полиночки приезжала. На работу хотела устроить тех, кто оттуда прибыл. Мы нескольких взяли – санитарками, дворниками. Одного мужчину – электриком. И сменщица моя родом из Углегорска. Это – бывшая Хацапетовка…

Мы вышли во дворик, где вокруг клумбы с петуньями стояли скамейки. На каждой из них сидели мамаши с детьми. И только на одной, отдельно – молодая женщина с Полиной на руках. Обняв девочку и наклонившись к ней, женщина что-то оживлённо рассказывала. Потом начала болтать Полинка – хоть и шёпотом, но увлечённо, охотно. Женщина поцеловала её в макушку, обняла крепче. Сегодня малышке сделали «хвостики». Наверное, ей стало жарко под копной золотистых волос.

– Вон они, – указала медсестра. – Как раз подсесть можно. Бегите скорей, а то другие место займут…

– Да, иду! Спасибо, что проводили.

Медсестра ушла, но я сразу не бросилась к Ирине. Сначала изучила её издали. Это была хорошего сложения особа, к тому же очень обаятельная. На вид лет тридцати. Черты её лица, далеко не правильные, говорили о лёгком, несколько сентиментальном характере. Ирина Рындя постоянно морщилась, словно намереваясь вот-вот заплакать.

Волосы её, густые и блестящие, цвета тёмного каштана, чубом поднимались над чистым лбом. Сзади, ниже лопаток, свисал «конский хвост», схваченный бархатно-бисерной заколкой. Небольшие золотисто-карие глаза светились нежностью и жалостью к этому несчастному ребёнку. Сиреневая помада на губах довершала весь этот привлекательный образ. И если раньше у меня были какие-то сомнения, то теперь я точно не могла представить Ирину участницей убийства Великойских.

Мне нравилось в этой женщине всё – ожерелье из ракушек, жемчужные серьги-капельки на мочках ушей. И вся она была лёгкая, воздушная, как куколка-фея. Полина с любовью обнимала её за шею. Сегодня девочку нарядили в розовый костюмчик с Чебурашкой на груди и в крошечные фиолетовые туфельки «Котофей» на широкой липучке. В детских магазинах я такие видела.

Сейчас Полинка вела себя очень активно и пыталась ножками достать до земли. Но Ирина, играя с ней, постоянно подставляла под туфельки Полины свои ноги в изящных белых босоножках на небольшом каблучке, с острым закрытым мысом. На Ирине был голубой сарафан в крупный белый горошек, с сильно открытой спиной. Соломенная шляпа с букетиком незабудок лежала рядом.

Оценив обстановку, я подошла поближе. Нужно было понравиться и Ирине, и Полине. Девочка ведь меня не знала. Вспомнив науку Старика и Чарны, я применила весь спецслужбистский арсенал приёмов. Они позволяли вызывать симпатию не только у мужчин, что я и так умела, но и у других категорий населения.

Немного наклонив голову набок, я подала Ирине дружественный сигнал. Ерухимович объяснил, почему люди «ведутся» на этот жест. Наклон головы как бы подставляет под удар одну из сонных артерий. Значит, я не жду от своего собеседника ничего плохого. На подсознательном уровне это воспринимается именно так. В моменты же опасности люди втягивают голову в плечи.

Далее нужно вскинуть брови – но ненадолго. Это знак того, что я рада встрече; по крайней мере, с Полинкой. Тут важно не переборщить. Если задержать брови дольше положенного или задрать их слишком высоко, можно нарваться на негатив. Это называется «дружелюбная игра бровями».

После этого следует короткий зрительный контакт – глаза в глаза. И опять-таки на секунду-две, не больше. В противном случае получается очень фальшиво. Поскольку мы с Ириной ещё не знакомы, я не могу испытывать к ней сильных чувств, предполагающих долгий взор. Это может быть и горячая любовь, и откровенная ненависть.

И, в-третьих, улыбка. Это у меня всегда хорошо получалось – с такими-то зубами! Но ведь есть ещё и глаза, скулы, губы, морщинки вокруг глаз, кончик носа. Старик говаривал: «Лучше пусть вообще не будет улыбки, чем она получится фальшивой». В этом случае скулы почти неподвижны, морщинки не собираются. Короче, это очень заметно, особенно для постороннего человека.

Кроме того, можно контролировать настроение своего визави по положению его ног. Пока Ирина насторожена. Острые концы босоножек смотрят прямо на меня. Она не хочет принимать в их круг кого-то третьего. Видно, и со скамейки всех разогнала. Впрочем, травмированный войной человек не всегда адекватен. Надо быть с ней поласковее.

Руки Ирины не скрещены на груди. Но одна из них наполовину сжата в кулак, другая обнимает Полинку. Ничего, сейчас мы её расслабим. Конечно, Ирина нервничает. Думает, что я буду приставать с пустой болтовнёй или что-то просить.

Но, похоже, что внешне я ей нравлюсь. Ирина не морщит нос, как злая собака. Так что здесь мне светит, если только сама не наделаю глупостей. Надо пока забыть о том, что слышала во дворе на Славянском бульваре. И сведения Дрона тоже пока отодвину в сторону. Я просто шагну к ним и сразу же представлюсь. Рассею сомнения, объясню, кто я. Мол, та самая девушка, которая лично задержала бандита. А пришла исключительно для того, чтобы передать ребёнку игрушку…

Не знаю, сработали мои приемчики, или просто совпали наши биоритмы, но через пятнадцать минут мы болтали, как давние подружки. Особенно мы сблизились, когда отдала Полине куколку-фею.

– Мама плисла! – сразу же выпалила девчонка, прижимая к себе игрушку. При этом она медленно поворачивала головку, отыскивая Еву. Вертеть шеей, как другие дети, Полинка не могла.

– Нет, мама уехала, – быстро ответила Ирина, кусая губы. У меня свело скулы и защипало в носу.

– А папа? – не отставала девочка. В её понимании игрушку могли принести только родители.

– Они вместе уехали, – охрипшим голосом пояснила Ирина. – К бабушке, в Бровары.