он выныривает из темных вод: наступает короткий период ясности сознания и спокойствия, когда можно выполнять какие-то будничные дела. В такой момент человек ведет себя более или менее нормально и даже может поддержать разговор.

В остальное время девушка чувствовала себя так, будто находилась глубоко под водой. Она не могла мыслить ясно, испытывала панический ужас, беззвучно кричала, умоляла о пощаде, предчувствуя близкую смерть. Она не могла дышать.

Позднее Корделия могла вспомнить только какие-то отдельные моменты из полутора суток, последовавших за исчезновением Джеймса. У нее сохранились отрывочные воспоминания только о тех недолгих минутах и часах, когда горе слегка размыкало свои тиски.

Она не помнила, как попала в свою спальню – в спальню Джеймса в Институте. Это было время, когда она тонула. Она только помнила, что неожиданно очутилась в кровати, слишком широкой для нее одной. Алистер с опухшими, покрасневшими глазами склонился над ней и изображал на ее левой руке исцеляющие руны.

– Tekan nakhor, – сказал он, – dandehaat shekastan.

«Не шевелись, у тебя сломано несколько ребер».

– Зачем мы здесь? – прошептала она.

– Влиятельные лица Анклава решили, что обещаниям Велиала можно верить, – ответил он, неверно истолковав ее слова. – Но разве у нас есть выбор? Итак, в течение следующих полутора суток Стражи нам не угрожают. Мне нужно домой, – добавил он. – Пойми меня, Лейли, я должен привезти матушку сюда, к нам. Без нашей помощи она не сможет покинуть Лондон.

«Попроси кого-нибудь другого съездить, – хотела сказать Корделия. – Не оставляй меня одну, Алистер».

Но в этот момент ее накрыла волна, и она не смогла произнести ни слова. Корделия чувствовала горький вкус морской воды.

– Будь осторожен, – прошептала девушка. – Будь осторожен.

Она находилась в коридоре, но не имела представления, как попала туда. В Институте было полно народу. Всех представителей Анклава известили о происшедшем, было созвано экстренное совещание. Многие нефилимы переезжали в Институт, не желая оставаться в домах, где им могла грозить опасность. Патрули обыскивали дома и конторы в поисках работающего телефонного или телеграфного аппарата, но тщетно: как и сказал Велиал, они были отрезаны от внешнего мира.

Мартин Уэнтворт и Ида Роузвэйн с пристыженным видом подошли к Корделии.

– Мы так сочувствуем вашему горю, – говорили они. – Мы очень сожалеем о гибели Джеймса. И Мэтью. И Кристофера.

Корделия кивнула, принимая их извинения. Ей хотелось, чтобы ее оставили в покое. Она искала Анну, но не могла ее найти. И Люси тоже нигде не было. Она ушла в свою комнату и села у окна, дожидаясь возвращения Алистера.

Простая девочка, что послужила последним вместилищем Велиала, умерла. Джесс принес ее в лазарет, и за ней заботливо ухаживали, но ее тело было повреждено слишком сильно, и она не выжила. Люси сказала, что Грейс рыдала над ее телом; Корделия ничего не чувствовала и даже не смогла найти в себе сил удивиться.

Ночь превратилась в день, а день – в ночь. Но в Лондоне, принадлежавшем Велиалу, это уже не имело значения; небо постоянно было скрыто тяжелыми тучами, и лишь случайно, иногда, откуда-то пробивался свет. Часы, стенные и карманные, остановились, стрелки других бесконтрольно вращались; обитатели Института определяли время с помощью песочных часов, найденных в кабинете Уилла.

Понимая, что она, возможно, больше не вернется в дом на Корнуолл-гарденс, Сона никак не могла решить, что взять с собой, а что оставить. Корделия, в очередной раз придя в себя, обнаружила, что раскладывает причудливую коллекцию безделушек и книг, кучу одежды и какие-то памятные вещи по ящикам комода в одной из спален Института. Когда она закончила работу, мать, лежавшая на постели, протянула к ней руки.

– Иди сюда, – прошептала она. – Моя бедная девочка. Иди ко мне.

Корделия рыдала в материнских объятиях, пока волны отчаяния не захлестнули ее с головой.

Проходя мимо открытой двери гостиной, Корделия увидела Томаса. Они что-то сосредоточенно обсуждали с Евгенией, но юноша казался таким одиноким. Корделия с ужасом, который не могло притупить даже ее горе, подумала, что Томас – последний из «Веселых Разбойников», оставшихся в этом мире. Последний из четверки. Если они не найдут способ вернуть Джеймса и Мэтью, он навсегда останется один.

Председателем собрания был Чарльз. Его лицо было бесстрастным, но Корделия видела, что он совершенно не готов руководить Анклавом в этой чрезвычайной ситуации. Руки у него тряслись, как листы бумаги на ветру, и его голос почти сразу утонул в хоре голосов людей старше и решительнее его.

– Мы не собираемся оставаться в Лондоне и подвергать опасности свои семьи, – ревел Мартин Уэнтворт. – Нам дали шанс выбраться живыми. И мы им воспользуемся.

Корделия, неожиданно для самой себя, поднялась с места и принялась громко возражать. Она как будто смотрела на себя со стороны; как будто какая-то другая молодая женщина настаивала на том, что им не следует покидать Лондон. Что они – Сумеречные охотники. Что они не могут бросить город и его жителей на произвол судьбы, отдать его Велиалу. Все было тщетно. Она и ее друзья говорили красноречиво и убедительно, но решение было уже принято. Велиалу нельзя доверять, повторяла Корделия. А что, если Джеймс и Мэтью сбегут из Эдома, вернутся в Лондон? И обнаружат, что их сородичи бросили город, что Лондон находится под контролем демона?

– Они не вернутся, – мрачно произнес Мартин Уэнтворт. – Того, что Принц Ада забирает себе, он не отдает назад.

Корделия задыхалась. Она взглянула через зал, на Люси, их взгляды встретились. Люси помогла ей удержаться на поверхности.

Миновала полночь. Они собрались в библиотеке, включили всего две-три лампы, чтобы свет не пробивался из-под двери. На столе перед ними были разложены карты и книги. Анна читала, лихорадочно перелистывая страницы. Корделия вдруг подумала, что ее пристальный взгляд может прожечь бумагу.

Корделия снова лежала в кровати, слишком просторной для нее одной. Ей было худо. Вокруг были вещи, напоминавшие о Джеймсе. Его одежда, старые книги, даже надписи, вырезанные на деревянном ночном столике. «ВР в ТД», было выцарапано на боковой стенке. «Веселые Разбойники» в таверне «Дьявол». Напоминание о чем-то? Название пьесы, стихотворения, какая-то мысль?

Дверь открылась, появились Люси и Джесс. Корделия слишком устала, чтобы удивляться. Джесс остановился у двери, а Люси подошла и прилегла на кровать рядом.

– Я знаю, ты тоскуешь по ним так же сильно, как я, – сказала она.

Корделия положила голову на плечо подруги. Джесс взглянул на них, потом молча вышел из комнаты и беззвучно закрыл за собой дверь.

– Ты думаешь, у нас получится? – прошептала Корделия,