— Мирра, с вами все в порядке? — встревоженно спросил знакомый голос.

— Да, — я обернулась, чтобы заверить Петтера, что все нормально, да так и замерла с открытым ртом.

Юноша был хорош: подведенные черным глаза, чуть подрумяненные щеки, губки бантиком…

— Что с вами?! — слабым голосом спросила я, пытаясь понять, не сошла ли с ума.

Петтер свел густо подчерненные брови.

— А что, не надо было?.. — спросил он, прикусил губу и отвернулся. — Я дурак, да? Вет-исс сказал, что всем нужно…

— Не расстраивайтесь, Петтер, — я очень старалась не смеяться. — Он ведь хотел как лучше!

Юноша только раздраженно дернул плечом. И словно топорщились острые углы запаха перца — стыда и раздражения.

— Вет-исс просто хотел, чтобы вы мне понравились! — шепнула я, взяв его под руку. — А мне вы дороги в любом виде.

Петтер обернулся, хлопнул густо накрашенными ресницами.

— Слушай меня! — зычно призвала Мать, не дав юноше что-то сказать. — Сегодня у нас праздник!

Хель согласно взревели.

— Хозяин моря голоден! — продолжила Мать, и я встрепенулась. Хм, разве речь не о свадьбе Альг-иссы и Вет-исса?! — Настал час его покормить! Где Свельд-исса?

— Эй, чего кричишь? — вышла вперед хель, осторожно прижимая к себе что-то белое. — Ребенка разбудишь!

На груди у нее безмятежно сопел медвежонок. Толпа одобрительно загудела.

— Дай сюда! — властно приказала Мать, и хель вложила в ее протянутые руки «ребенка».

И так, со спящим медвежонком в руках, Мать торжественно направилась прочь из поселка. Присутствующие в благоговейном молчании следовали за ней.

Остановилась Мать у самого обрыва, под которым шумело море.

— Хозяин моря, прими нашу жертву и не гневайся на нас! — патетично проговорила она, на вытянутых руках протягивая медвежонка над водой.

Он засопел, заскулил во сне, и я вцепилась в руку Петтера. Малыша было жалко.

Мать, вопреки моим страхам, не разжала руки. Напротив, поднесла зверя к себе, склонилась над ним… и быстрым движением прокусила ему лапу. Кровь часто закапала в ревущее вечно голодное море.

Медвежонок жалобно скулил, пытаясь вырваться из железной хватки Матери. У нее от напряжения набухли вены на висках.

И вдруг в прореху туч выглянуло солнце, подсветило море, которое сразу показалось куда приветливее. Вода блеснула серо-зелено-голубым, а плавающие в ней льдины казались бриллиантами чистой воды.

— Бутыль! — скомандовала Мать резко.

Ей благоговейно поднесли открытую емкость (судя по резкому запаху — с крепчайшим самогоном), и Мать сцедила еще несколько капель медвежьей крови прямо в пахнущую сивухой жидкость.

— Живи! — торжественно разрешила Мать медвежонку. — И знай, что жизнь твоя без остатка принадлежит Хозяину Моря!

После чего с явным облегчением передала «малыша» на руки его приемной матери. Медвежонок обиженно ревел, но мигом угомонился, когда хель сунула ему в рот сосок.

— А теперь — праздник! — объявила Мать во весь голос, и подданные ответили ей восторженным ревом…

Праздник удался на славу. Хель не пожалели ни выпивки, ни закуски, даже для нас с Петтером припасли какие-то ягоды и соленую рыбу.

И, признаюсь, без плотной закуски алкоголь как-то слишком быстро ударил в голову.

Бесконечные тосты за молодых, разрумянившаяся Альг-исса и смущенный Вет-исс…

А я старалась не вспоминать собственную свадьбу. Как я была счастлива в своем скромном, совсем не праздничном платье, как сияла улыбка Ингольва, какими глазами он смотрел на меня…

Петтер все больше молчал. Временами он забывал, что нужно улыбаться, и тогда маска веселья сползала с его лица. Потом юноша спохватывался и снова изображал удовольствие. Вот только тяжелый запах смол — курились ладан, мирра и мастиковое дерево — выдавал его отнюдь не радостное настроение…

Наконец молодые засобирались домой. На эту ночь нас с Петтром приютила какая-то пожилая хель, по такому случаю перебравшаяся к родне. Традиции требовали ввести молодого в дом сразу после свадьбы, чтобы «досыта наесться жирной рыбки», как застенчиво называли хель первую брачную ночь.

«Удачной рыбалки!» — вразнобой кричали подвыпившие гости, когда Альг-исса на руках уносила свою добычу…

— Пойдемте? — предложил Петтер, помогая мне встать из-за стола.

— Пойдемте, — согласилась я, чувствуя, как приятно шумит в голове.

Мы шли молча. По счастью, идти было недалеко, потому что снег падал хлопьями, и заблудиться в белом мареве было совсем несложно.

Он окутывал все пушистым покрывалом, создавая иллюзию, что мы одни в этом мире.

Морозный воздух пьянил свежестью, кружил голову обещанием свободы — безбрежной, как хельхеймские льды. Петтер — живой, теплый — был в этом ледяном царстве желанным, как сама жизнь.

Я потянулась к Петтеру, но он удержал меня.

— Вы правда этого хотите? — спросил он, пытаясь заглянуть мне в глаза.

Милосердные сумерки скрывали мои алеющие щеки.

— Разумеется, — отозвалась я легкомысленно. — Я ведь ни разу не целовала накрашенного мужчину!

Мгновение он смотрел на меня, потом наклонился, зачерпнул снега и принялся яростно тереть лицо. Пахло от него злостью — маслом бея — жарко, горьковато-перечно.

Отшвырнув разноцветный комок, Петтер шагнул ко мне, схватил за плечи.

— Мирра, — он стоял так близко, что я чувствовала его дыхание. — Скажите, теперь вы… не жалеете?

И замер, дожидаясь ответа. На скулах его, на висках виднелись остатки косметики, и эта клоунская маска так ему не шла, что хотелось вытереть ее рукавом собственной шубы.

Я хотела что-то пошутить, но вовремя одумалась.

— Ничуть не жалею, — ответила серьезно. — Хотите, поклянусь?

— Мирра, — выдохнул юноша, прижимая меня к себе.

«Какой аромат! — успела подумать я. — Малина, жасмин, фиалка…»

И нырнула в поцелуй, как в прорубь…

Разбудила меня осторожная попытка Петтера встать. Спали мы, прижавшись друг к другу, поэтому когда Петтер отстранился, я машинально потянулась за ним.

— Что такое? — сонно спросила я, ожидая услышать что-то вроде «мне нужно».

— Дракон, — ответил он просто, и от этого короткого слова, от резкого тона юноши сонливость разом слетела с меня.

— Что? — переспросила я, садясь на постели. Может быть, приснилось?

— Я слышал драконий рев, — объяснил Петтер, натягивая брюки и, отвернувшись, затеплил свет. — Нужно посмотреть.

Я взглянула на его напряженную спину и без слов потянулась за одеждой.