— Второй кинжал? — предположил Петтер осторожно.

— Вероятно, — кивнула я. — Но кто именно под угрозой? Не будем же мы ходить следом за всеми хель!

— Пусть Мать разбирается, — пожал плечами Петтер. — Альг-исса обещала ей все передать.

Продолжить разговор мне не дал громкий стук в дверь (точнее, в стену, потому что дверное полотно здесь заменяли шкуры).

Сразу после этого в дом ввалился Вет-исс, трепетно прижимающий к груди сушеную рыбу. Он уже натянул шапку «с ушками» — знак своего нового статуса.

— Это нам? — улыбнулась я. — Благодарю за угощение, потому что Альг-исса…

Я хотела сказать, что моя подруга умчалась, забыв позаботиться о пропитании гостей, однако на лице Вет-исса отразился такой ужас, словно я предложила ему зажарить и съесть саму Альг-иссу (притом самое пугающее слово в этом предложении — «зажарить», хель ужасно боятся огня).

— Нет! — взвизгнул он, отшатнувшись так, что едва не уронил свою ношу. — Это же письма!

— Письма? — удивилась я, ища глазами хоть какую-то бумагу.

— Да! — Вет-исс аккуратно выложил на стол рыбу, бережно поправил. — Вот, гляньте! Ее рукой!

В голосе его звучало такое обожание, что я не выдержала, подошла ближе. Петтер уже разглядывал знаки, кое-как накарябанные на сушеной рыбе. Признаюсь, в хельской грамоте я не сильна, а уж разбирать столь экзотичные послания… увольте!

Впрочем, сомневаться в словах Вет-исса не приходилось. Пахло от него столь торжествующе — лавром и гвоздикой — что недоверие можно было отбросить.

А я наконец вспомнила, что все брачные обряды хель с давних времен связаны с рыбой. И если Альг-исса дарила ее милому, то у нее действительно были серьезные намерения. Которые вдруг изменились — если верить Вет-иссу, ни с того, ни с сего.

— Итак, Альг-исса внезапно вас разлюбила, — резюмировала я, сформулировав наконец про себя ускользавшую мысль. И почувствовала, как холодеет сердце. — И ведет себя странно, верно?

— Да, — кивнул Вет-исс, явно не понимая, к чему я клоню.

А я повернулась к Петтеру и мрачно сообщила:

— Думаю, мы нашли ту хель, которой угрожает опасность.

— Альг-исса? — мгновенно уловил мою мысль он. — Но почему?..

— Откуда мне знать? — я принялась нервно наматывать на палец рыжий локон. Вет-исс переводил с меня на Петтера недоумевающий взгляд, и я решилась: — Вет-исс, вы можете найти Альг-иссу? Мне нужно срочно с ней поговорить.

По правде говоря, просьба моя носила весьма необычный характер — своенравие у мужчин хель, мягко говоря, не поощрялось. Неизвестно, что предпримет жена, узнав, что муж за ее спиной обсуждал их отношения с посторонними.

— Хорошо, — решился Вет-исс наконец. — Я вам должен. Спасибо вам! Пусть благословит вас добрая Хель!

— М-да, — признаюсь, я искренне надеялась, что благословение владычицы мертвых не скоро мне пригодится. — Благодарю на добром слове!

Он кивнул и вышел, на ходу нахлобучив на голову шапку.

Не прошло и десяти минут, когда Вет-исс снова ворвался в дом.

— Там! Там! — выговорил он, трясясь от волнения. — Моя рыбка куда-то собралась! Седлает своего медведя!

— Возможно, в дозор? — предположила я. — Или по приказу Матери?

— Нет, — он покачал головой так отчаянно, что головной убор едва не свалился. — Я… Я спрашивал Мать!

Мы с Петтером переглянулись.

«Храбрец!» — одними губами сказала я. Петтер кивнул, соглашаясь.

— И что вам ответила Мать? — поинтересовалась я, застегивая шубу.

— Что хочет сама взглянуть, — признался Вет-исс, закусив губу. — И я… Я убедил ее взять нас с собой!

— Как это вам удалось? — только и спросила я. С Матерью мне уже не раз доводилось сталкиваться, и она не производила впечатления особы, которую легко в чем-то убедить.

— Я сказал ей, что Хель завещала нам: «Да прилепится муж к жене своей!» — процитировал Вет-исс гордо.

Первым засмеялся Петтер. Подошел к зардевшемуся Вет-иссу, одобрительно хлопнул по плечу.

— Молодец!

Я кивнула, соглашаясь с такой оценкой. Отчаянный юноша!

— Пойдемте скорее, — спохватилась я, и мы дружно выскочили на улицу (Петтер на ходу натягивал теплую шапку). А я тихо радовалась, что так и не собралась сменить его комбинезон на свое платье. Бегать и ездить верхом в брюках оказалось не в пример сподручнее!..

Мы мчались по леднику, словно Дикая Охота. Альг-исса давно скрылась с глаз, однако науськанные Матерью медведи каким-то неведомым образом находили ее следы. По правде говоря, даже мое хваленое обоняние в таких условиях отказывало, так что для меня оставалось загадкой, как им это удавалось. А может, они просто чувствовали мчащегося под седлом собрата?

Так или иначе, но Мать временами торжествующе потрясала ломом, указывая на еще не заметенные снегом следы. Хорошо хоть нас с Петтером вез Вет-исс, так что опасности схлопотать по затылку ломом мы не подвергались.

Признаюсь, скачка эта осталась в моей памяти белым пятном. В прямом смысле белым, потому что блестящий под солнцем снег заставлял щуриться от невыносимой сверкающей белизны, кое-где отливающей голубым. А бедность запахов вынуждала радоваться даже вони медвежьей шкуры и благовониям Вет-исса — нестерпимо острому и жгучему запаху бобровой струи, похожему на березовый деготь.

Вет-исс оказался лихим наездником, и приходилось лишь диву даваться, когда он успел этому научиться. Не иначе, как убегал ночами из дому, чтобы погонять материнского медведя…

В конце концов я сдалась, перестала всматриваться в окрестные льды и, закрыв глаза, прислонилась к Петтеру. Он придерживал меня за талию, так что опасность сверзиться с медведя мне не грозила. Однако я едва не прикусила язык, когда Вет-исс резко осадил свою ездовую животину.

— Приехали! — радостно рявкнула Мать, напрасно пытаясь приглушить гулкий командирский голос.

В этот момент пожилая хель, несмотря на седые косы, так походила на Альг-иссу! Впрочем, неудивительно — подруга как-то небрежно заметила, что Мать поселка — ее родная мать. Однако хель не поддерживают теплых отношений (по отношению к хель само это слово звучит издевательски!) с родственниками, так что на особые привилегии Альг-иссе рассчитывать не приходилось.

Петтер снял меня с медведя, и я наконец получила возможность оглядеться.

— Но это же то самое место! — воскликнула я, обнаружив неподалеку знакомые скалы. На выступ одной из них был наброшен повод Хельги, который при виде меня заворчал и рванулся вперед, надо думать, надеясь мной закусить. Узда не дала ему это осуществить, из-за чего медведь обиженно зарычал и угрожающе махнул лапами.

— Ша! — шикнула на него Мать, и Хельги мрачно лег на снег.