— Закройте глаза! — крикнул мне Петтер, не оборачиваясь. Голос у него был неожиданно веселый и задорный. Надо думать, мальчишка наслаждался предстоящим полетом.

Я же, каюсь, могла только зажмуриться и молиться всем богам, которых смогла вспомнить.

«Надо было написать завещание!» — мелькнула запоздалая мысль, и мы взлетели.

Последовавшие мысленные комментарии, признаюсь, были нецензурные, хоть и весьма уместны.

Летало это чудо техники, как муха с оборванным крылом. Братья так развлекались в детстве — ловили какое-нибудь насекомое, отрывали одно крыло и потом с интересом наблюдали за вихляющим полетом бедолаги. За такие забавы им доставалось от бабушки, но братьев это не останавливало…

Было страшно. Да что там, было отчаянно страшно! Я вцепилась в поручень и, чувствуя бьющий в лицо ветер, старалась не думать о том, что от падения меня защищает только деревянный настил под ногами.

Холодный ветер высекал слезы из глаз и мгновенно выстудил мою несуразную одежду. К тому же нещадная болтанка заставила меня пожалеть об опрометчиво отданном Петтеру масле мяты. Сейчас бы мятный леденец…

Здешние ночи совсем не такие непроглядные, как в южных широтах, к тому же покрывающий землю снег словно разбавлял темноту. Все внизу виднелось отчетливо: крыши, море, скалы…

Я тяжело сглотнула и зажмурилась. Паника заставляла тело каменеть, тошнота подступала к горлу, и только одна мысль гремела горошиной в моей разом опустевшей голове: «Высота звенит кедрами! Звенит»…

Холод, ветер и снег в лицо, навалившаяся усталость… В конце концов я впала в какое-то сонное оцепенение. К счастью, Петтер в моих указаниях не нуждался: огромный ледник на севере острова сложно не заметить при всем желании.

Очнуться меня заставил резкий рывок, от которого земля (точнее, заменявшая ее обшивка самолета) едва не ушла из-под ног. На неудобной скамеечке я и так чувствовала себя курицей на насесте. Моя развевающаяся шуба, надо думать, походила на крылья.

От резкого наклона я едва не выпала и вцепилась в поручень. И, разумеется, не удержалась от вскрика.

Петтер, каким-то немыслимым образом услышав меня в свисте ветра, на мгновение обернулся.

— Держитесь, Мирра! — отчаянно крикнул он, крутанул руль (или как там называется управление у самолета?), на что «Бруни», казалось, протяжно застонал.

Я осторожно выглянула вниз и обнаружила, что мы летим над морем. Дрейфующие в нем льдины обещали весьма прохладный прием сорвиголовам, которые рискнут искупаться. Теплое течение осталось много южнее. Лететь осталось совсем немного — вдали скалами возвышалась сияющая даже в ночи толща льда.

Петтер боролся с «Бруни», пытаясь заставить его лететь ровно. Но шквальный ветер сводил на нет все его усилия, играл самолетом, как бумажным змеем.

Я изо всех сил вцепилась в поручень. Боги, милосердные мои боги, помогите и защитите!

— Мирра! — пробился сквозь цепенящий ужас голос Петтера. — Прыгайте, быстро!

«Что?! Вы с ума сошли?» — хотела спросить я, но замерзшие губы не слушались.

— Прыгайте! — снова крикнул мальчишка. — Тут невысоко. Ну же!

Я вдруг обнаружила, что машинально повинуюсь его властному тону. Теперь под нами был берег — немногим более приветливый, чем ледяное море. Скалы, снежное поле, узкая кромка прибрежного песка.

От одной мысли, что нужно переступить через край, мне становилось дурно. Ветер сорвал с моих плеч шубу, подталкивал меня в грудь, а я все никак не могла решиться.

Надо думать, Петтеру надоели мои колебания. «Бруни» дернулся, закладывая вираж, и я с воплем полетела вниз…

По счастью, самолет летел совсем низко, к тому же упала я в глубокий сугроб.

Полежала, с некоторым трудом осознав, что осталась в живых. Ничего даже не болело, кроме ушибленного локтя. К груди я прижимала драгоценный саквояж с лекарствами, а также вместительный пакет с продуктами.

Обнаружив это, я нервно засмеялась и попыталась сесть. Надо же, самое ценное я не выпустила даже в столь экстремальных условиях!

Отдаленный крик и глухой звук удара мгновенно оборвали мой смех.

Боги, это же Петтер!..

Никогда в жизни мне не доводилось бегать так быстро и отчаянно. Сердце, казалось, колотилось в горле, я то и дело спотыкалась, но мчалась дальше, наплевав на опасность переломать ноги. Бежать в комбинезоне было легко, а шуба слетела с меня еще до падения и, кажется, зацепилась за хвост «Бруни». Снег налипал на ресницы и студил щеки, однако холода я не чувствовала.

Одна мысль о том, что могло случиться с Петтером… Нет, лучше не думать!

Вонь горючего вывела меня к морю.

Самолет мертвой птицей валялся на берегу, бессильно раскинув переломанные крылья. В нескольких шагах от него кулем лежало что-то темное. И ни звука, ни движения.

Задохнувшись, я до боли прикусила губу.

Боги, милосердные мои боги, этого не может быть!..

Я побрела к «Бруни», все сильнее и сильнее замедляя шаги. Казалось, пока я не увижу воочию, надежда все еще остается…

Слезы застилали глаза, потому я не сразу рассмотрела то, что издали приняла за тело. Раскинув рукава, на снегу валялась моя шуба.

И я рассмеялась — до истерики, до слез — так, что не сразу услышала голос.

— Мирра! — встревоженно окликнул меня откуда-то сзади Петтер.

Я повернулась так резко, что едва удержалась на ногах.

— Петтер?!

На вид юноша был вполне здоров. Разве что тени под глазами сделались еще гуще, словно нарисованные чернилами.

И, рванувшись к нему, я с силой стукнула его кулаком в грудь.

Петтер, явно не ожидавший такого напора, чуть покачнулся, потом перехватил мои руки.

— Мирра, успокойтесь, — попросил он устало. — Мы уже недалеко от хель, дойдем.

От неожиданности я замерла, пытаясь сообразить, о чем он говорил.

— Петтер, — недоверчиво проговорила я, всматриваясь в мутные от утомления глаза. — Вы что же, решили, что я рассердилась на вас за то, что мы добрались до цели?!

Он удивился — расширились зрачки, повеяло кисло-сладким ароматом недоумения.

— А что же?.. — он не закончил, потому что я засмеялась.

— Глупый мальчишка, — сказала я нежно. — Я так за вас испугалась!

Даже на «мальчишку» он не рассердился. Только до боли прижал меня к себе и вздохнул так глубоко, словно до сих пор боялся дышать. Густой и тягучий аромат амбры с легкой мускусной пушистостью словно поднимал над землей…

Когда эмоции улеглись, мы устроились у бока «Бруни» — хоть какое-то укрытие. Петтер выломал из крыла самолета несколько листов фанеры, сверху набросил мою многострадальную юбку и накрыл нас своей шинелью и моей шубой. Получилось вполне уютное гнездышко. Правда, долго так не продержаться — ветер и снег понемногу выпьют тепло и оставят нас замерзать на льду.