«Она прелестна. Ее туалет свидетельствует о простом, индивидуальном и утонченном вкусе. Из-под расстегнутой шиншиловой шубки видно платье из серебристо-серого шелка, отделанное кружевами. Шапочка светлого меха очень идут к ее пепельным волосам. Выражение лица гордое и чистое; черты прелестны; глаза бархатистые. На шее, при свете зажженной люстры, сверкает ожерелье из чудного жемчуга. С большим внимание разглядывает она каждую гравюру; иногда она от напряжения мигает и приближает лицо к гравюре. По временам она наклоняется направо, где около нее поставлена табуретка с другой папкой гравюр. Малейшее ее движение отдает медленной, волнистой, нежнейшей грацией».

Между тем время «шиншиловых шубок», драгоценностей, придворного этикета и династической субординации подходило к концу. 2 марта 1917 года Николай II отрекся от Престола в пользу брата Михаила. В соответствии с «буквой закона» Михаил, состоявший в морганатическом браке, Венценосцем быть не мог.

Однако Николай II оказался в столь безвыходном положении, что было уже не до правовых нюансов. Ситуация же в стране сложилась столь острая, что о воцарении нового Монарха уже не могло быть и речи. Михаил Александрович после обсуждения положения с некоторыми близкими людьми и общественными деятелями «братский дар» так и не принял, передав вопрос о форме правления на усмотрение Учредительного собрания.

Так как Михаил Царскую Клятву не давал, то правителем не был ни одного часа, хотя иногда его называют таковым под именем Михаила II.

Подписав свой отказ, Михаил удался в Гатчину. Там он с женой и двумя детьми (дочь Наталью он тоже считал своей) вел тихий образ жизни, который разнообразили лишь прогулки на «роллс-ройсе» и редкие пикники на природе с немногочисленными друзьями дома.

31 июля 1917 года Михаилу было дозволено повидаться с арестованным братом Николаем. Встречу организовал сам всесильный тогда правитель «свободной России» А.Ф. Керенский, который на ней и присутствовал. Наверное, как всегда боялся, что без него братья тут же организуют «монархический заговор».

Михаила и Николая он не оставил ни на одно мгновение, да и сама эта встреча длилась всего 10 минут. На просьбу Михаила повидаться с детьми Николая II фигляр-правитель ответил резким «нет». Михаил Александрович вышел после свидания со слезами на глазах, а на следующий день до него дошла весть, что Семья Брата отправлена в Сибирь.

Мария Федоровна, когда узнала о подробностях встречи ее сыновей, искренне возмущалась. В одном из писем заметила: «Как подло и гнусно они действуют и каким образом они «разрешили» двум братьям проститься! Только десять минут. И ни секунды наедине, да еще в присутствии двух свидетелей. Они даже не могли поговорить, а только увиделись. Можно только удивляться, какими бессердечными могут быть люди!»

Впереди Михаила ждали тяжелые испытания. В конце августа его вместе с супругой заключили под домашний арест. «Наша охрана, – записал Михаил в дневнике, – состоит из 60–70 солдат. Посты размешены за нашим садом и за забором».

Захват власти в Петрограде большевиками первое время не отразился прямо на жизни брата поверженного Царя. Сам Михаил в ноябре явился в Смольный к управляющему делами нового правительства – Совнаркома – В.Д. Бонч-Бруевичу и попросил «узаконить» его положение. Здесь ему была выдана справка о том, что он «может свободно проживать» как гражданин Республики. Однако прошло несколько месяцев, и в конце феврале 1918 года «гражданина Романова» сослали в Пермь. Здесь он прожил почти три месяца.

Большую часть этого времени с ним находилась Наташа. В Перми они занимали несколько комнат в гостинице купца Королёва. (Иногда ошибочно гостиницу называют «Королевскими номерами», хотя правильно «Королёвские».) Дети остались у родственников, и Наталье Сергеевне приходилось отлучаться, чтобы обеспечить их безопасность. В конце концов с большим трудом ей удалось достать фальшивые документы и отправить сына Георгия с гувернанткой в Данию. Все-таки там Королем был двоюродный брат мужа (Христиан X), и она полагала, что это обеспечит сыну будущее.

18 мая Брасова в очередной раз покинула Пермь, чтобы добиться разрешения на выезд им с супругом за границу. Хлопоты ее оказались безрезультатными, она уже собиралась возвращаться к Михаилу, как вдруг получила сообщение, что ее супруг якобы был ночью «похищен неизвестными». Она прекрасно знала, что эта ложь, так как все время Михаил и его секретарь Джонсон жили под постоянным контролем.

В состоянии крайнего возбуждения, преодолев сопротивление, она просто прорвалась к начальнику петроградский ЧК, известному большевистскому садисту и убийце М.С. Урицкому. Она требовала от того «объяснений». Красный бонза объяснения дал. Он обвинил саму Брасову в том, что это она организовала побег мужа и что «рабоче-крестьянская власть» разоблачить козни «врагов революции».

Брасову тут же арестовали и отправили в тюрьму, где она провела почти десять месяцев. Там она заболела, и ее перевезли в тюремную больницу, откуда ей удалось бежать. Через Киев и Одессу она добралась до Стамбула, а затем перебралась в Англию.

Никаких подробностей о судьбе Михаила она не знала. Она не знала, что в ночь с 12 на 13 июня 1918 года отряд местных большевиков осуществил давно намечаемую акцию, как они ее называли, «изъять из обращения» Михаила Александровича. Его вместе с секретарем англичанином Джонсоном вывезли в экипажах на окраину Перми, где и расстреляли. Тела же убитых сожгли.

Оказавшись за границей, Брасовой пришлось непросто. Она надеялась на помощь могущественных родственников мужа, особенно кузена его Английского Короля Георга V. Но очень скоро поняла, что здесь рассчитывать ей не на что.

Ей не только никто из европейской родни не собирался помогать, но с ней не желали даже встречаться. Чурались ее и русские родственники, те из Романовых, кому удалось вырваться из России.

Первые годы Наталья Сергеевна не испытывала сильных материальных затруднений. Сохранились кое-какие деньги на счетах в банках. К тому же ей удалось вывести коллекцию изумительных драгоценностей, продажа которых стала главным доходом несчастной вдовы. Но все имеет свой срок.

Бриллианты кончились, наступило время бедности, а затем и полной нищеты. Но еще раньше ее настигло новое горе: не дожив двух дней до двадцати одного года в автомобильной аварии на юге Франции погиб ее сын Георгий. Случилось это летом 1931 года.

Последние годы своей жизни Брасова провела в Париже. Некогда томная красавица превратилась в страшную, полубезумную старуху, которая скандалила за каждый грош с хозяевами третьеразрядных меблированных комнат, с бакалейщиками и мусорщиками. Ее горькая жизнь завершилась на больничной койке в приюте для неимущих 26 января 1952 года.

Глава 33. «Мальчик», «Уточка» и корона Российской Империи

Пятого