— Но как же ты выносишь такие мучения? — вырвалось у Поллианны.

— А что поделаешь? Я ведь ничего не могу изменить. Какой смысл думать о том, что было бы, если бы… Потом, чем сильнее болит, тем радостнее бывает, когда отпускает.

— Да! Это совсем как иг… — начала было Поллианна, но мальчик ее перебил.

— Ты сегодня принесла всего побольше? У меня только на тебя вся надежда. Я сегодня ничего им не смог принести. Джерри не выручил вчера даже на арахис. И ящичек мой сегодня пустой.

Поллианна буквально остолбенела.

— Послушай, так это значит, что тебе и самому сегодня нечего будет поесть?

— Ну да. Да ты не тревожься. Мне не привыкать. Это не первый раз и не последний. Гляди! Вон наш Ланселот!

Но Поллианна не могла теперь любоваться белочками.

— Но дома-то у тебя есть обед?

— Нет, дома я не обедаю. Маму кормят там, где она моет и убирает, домой она редко что приносит. Вся надежда на Джерри. Если у него купят газеты, то мы с ним покупаем пирожок или пончик.

Поллианна была потрясена:

— А если он ничего не выручит, то ты голодаешь?

— Да, приходится немножко поголодать.

— Как же так? Я впервые слышу, чтобы кто-то здесь, у нас, кто-то из моих знакомых… Мы с папой одно время очень бедствовали, но все-таки у нас каждый день были печеные бобы и рыбные палочки. Но почему же нельзя обратиться ко всем этим людям, которые живут в таких домах?

— А какой смысл?

— Ну как же! Ведь они бы тебя обязательно хотя бы покормили!

Мальчик горестно усмехнулся в ответ:

— Видишь ли, детка, я совсем из другой среды. Никто из моих знакомых не ест ни ростбифов, ни тортов из морозильника. Но, с другой стороны, те, кто никогда не голодал, никогда и не поймут, до чего бывают вкусны картошка и молоко. И если бы у них завелась Книга радостей…

— Какая, какая книга?

Мальчик смутился и внезапно покраснел:

— Не обращай внимания, я про это говорил с мамзи и Джерри, а ты не знаешь.

— Но какую книгу ты имеешь в виду? — не отставала Поллианна. — Пожалуйста, расскажи. Это опять про рыцарей, лордов, дам?

Он покачал головой. Глаза его уже не светились прежним весельем. Вид у него стал мрачный и недоверчивый.

— Нет… Если бы так! — печально вздохнул мальчик. — Когда ты не можешь даже ходить, то тем более не можешь ни сражаться, ни завоевывать трофеи, ни обнажать меч за честь прекрасной дамы, ни получать от королей награды из чистого золота. — В его глазах снова зажегся огонь. Он вскинул голову, как будто услышал зов военной трубы или охотничьего рожка. Но вспыхнувший было огонь погас, и мальчик опять погрузился в какие-то свои невеселые мысли. — Тогда остается только сидеть и думать. И иногда приходят ужасные мысли. Это когда я обдумываю свою жизнь. Я хотел бы пойти в школу и там научиться разным вещам, которым не может научить меня мамзи. И я думаю про это. Я хотел бы бегать и играть в мяч с другими мальчишками. Про это я тоже все время думаю. Я хотел бы бегать по улице с газетами, как Джерри. Я и об этом частенько думаю. Я не хотел бы быть ни для кого обузой. И это тоже не выходит у меня из головы.

— Я понимаю, я все это понимаю, — выпалила Поллианна, и глаза у нее засверкали. — Я тоже долго была неподвижной, и почти все считали, что я никогда не буду ходить.

— Правда? Значит, ты можешь понять, каково мне. Но ты вот пошла, а мне, как видно, не суждено, — вздохнул мальчик, впадая уже в совершенное уныние.

— Но ты мне все еще не рассказал про книгу радостей, — напомнила Поллианна, стараясь во что бы то ни стало увести его от невеселых раздумий.

Мальчик застенчиво улыбнулся, как будто почувствовав себя пристыженным.

— Видишь ли, эта книга, наверно, никому не интересна, кроме меня. Ты бы даже не дочитала ее до конца — бросила бы. Я начал ее в прошлом году. У меня был какой-то отвратительный день. Ничего не получалось, все валилось из рук. Я был сердитый, ездил без конца из угла в угол на своей коляске. А потом я стал рыться в папиных книгах. И вот в одной книге мне бросились в глаза такие стихи:

Отыщешь радость, где и не чаял ты.

Есть не только листки, что с ветвей летят,

Но есть листки, что и радость в себе таят.

Он, этот поэт, имел в виду не только листки отрывного календаря, но и дни нашей жизни! Я так был благодарен ему за то, что он это написал! И вот я решил, что буду отыскивать какую-нибудь радость в каждом своем дне. Однажды Джерри нашел в метро маленькую красивую записную книжку, она была совершенно новая, и он мне ее подарил. И вот я решил записывать в ней радости каждого моего дня. Хочешь, я тебе покажу, сколько я за один год накопил радостей?

— Да, да! — закричала Поллианна; ей в самом деле не терпелось это увидеть.

— Знаешь, я думал, в книжке будет совсем не много записей, а их тут смотри сколько! Если я хоть немножечко чему-то радовался, то это уже попадало в книжку. И самая первая радость та, что мне эту книжку подарили и я стал в ней писать. Потом я еще получал разные подарки, знакомился с людьми — и все это попадало сюда. А Джерри придумал всему этому название и написал на обложке: «Книга радостей». Вот, в общем, и все!

— Как здорово! — Поллианна восторгалась и в то же время недоумевала. Он ведь, оказывается, тоже играет в утешительную игру и сам об этом не подозревает! — Ведь ты же играешь в игру, которую придумал мой папа. Мы с тобой оба в это играем, но только ты играешь гораздо лучше. Я бы, наверно, вообще бросила играть, если бы я голодала и не научилась опять ходить.

— Ты говоришь — игра. Что за игра? Расскажи про нее.

Поллианна захлопала в ладоши:

— Да, я понимаю. Мы с тобой независимо друг от друга пришли к одному и тому же. И это так удивительно! Давай я тебе подробно расскажу про мою игру.

— Да! Это просто какое-то чудо! — воскликнул мальчик, выслушав ее рассказ.

— Ты тот человек, который играет в мою игру лучше всех, кого я знаю, а мне даже неизвестно до сих пор, как тебя зовут! — восклицала в нетерпении Поллианна. — Я все хочу знать о тебе, все!

— Чем же я могу быть тебе интересен? — пожал плечами мальчик. — Смотри, сэр Ланселот негодует: мы совсем про него забыли. Он хочет обедать!

— Бедняжки мои, сейчас вам все будет! — обратилась Поллианна к маленьким прыгуньям и летуньям. — И она высыпала из бумажной сумочки все ее содержимое. — Ну вот, теперь они сыты, а мы можем продолжить наш разговор. Мне так много надо о тебе узнать! Во-первых, скажи, как тебя зовут. Я только знаю пока, что ты не сэр Джеймс.

Мальчик улыбнулся:

— Нет, это просто меня так прозвал Джерри. А мамзи и все другие называют меня Джейми.

— Джейми? — Поллианна с трудом перевела дыхание. — Безумная надежда проснулась в ней, тут же уступив место тягостному сомнению.