Я оборудовал себе маленькую мастерскую в подвале дома и там, из материала, который, ласково улыбаясь, принес мне отец Ирид, мастерил всякие технические безделушки. Немногие часы физического труда благотворно действовали на меня, давая отдых от умственного перенапряжения.

Я делал небольшие электрические приспособления вроде примитивного звонка для входной двери и т. п. Более серьезным моим творением стала паровая машина, главной частью ее был паровой котел на несколько литров, в качестве которого я использовал аптечный дистилляционный сосуд. Вдобавок к этому я соорудил небольшую динамо-машину.

Работа доставляла мне радость, дети тоже немало радовались моим поделкам, тогда как Ворде и Ирид воспринимали их как забавные детские игрушки, не более, хотя им самим механика этих отлично действовавших игрушек была абсолютно неизвестна и должна была бы вызвать интерес.

Ирид не только относилась ко мне дружески и сердечно, она еще – к величайшей моей муке – постоянно давала почувствовать, что испытывает ко мне и телесную симпатию.

Она по-прежнему жила в тесной близости со мной, позволяя мне небольшие ласки и сама отвечая тем же. Иногда она целовала меня в присутствии отца или служанки. Абсолютная свобода, царившая на Дроме, не допускала и мысли о том, чтобы неодобрительно отозваться о поступках другого человека. Люди здесь строжайшим образом судили лишь самих себя. У нас на Земле я наблюдал совершенно противоположную картину.

Хотя Ирид дарила меня самой нежной дружбой, все же, как легко догадаться, я оставался глубоко несчастен. Ведь она не принадлежала мне целиком – впрочем, как и никому другому.

Она объяснила мне, что соединится лишь с тем мужчиной, от которого захочет родить ребенка.

Она твердо верила, что ребенок, появившийся на свет от первого любовного союза, получит наивысшие жизненные качества, и потому выбор достойного мужчины представлял для нее самую главную задачу жизни.

Подобные трезвые рассуждения молодой зрелой женщины, чувственность которой порой отзывалась в ней легкой дрожью, были мне донельзя приятны. Но как было мне жить дальше? Оставаться в прежнем состоянии, безмолвно страдать от изнурительной страсти, ждать, пока однажды на пороге окажется другой мужчина и заключит ее в свои объятья? Оставаться ее домашним любимцем?

Я доходил до отчаяния и нередко проклинал свой жребий, занесший меня в этот райский ад.

Наконец я пришел к решению вновь использовать свою не раз испытанную, недуховную, земную силу воли, чтобы в подходящий момент покинуть эту планету.

Однако сама мысль навсегда расстаться с Ирид причиняла мне тяжелые мучения, поэтому я не чувствовал в себе сил привести этот план в исполнение, к тому же я еще не дослушал до конца историю человечества на планете Дром.

Теперь я наделся совершить задуманное в начале зимы, с первым чудесным снегопадом.

Однажды вечером, когда мы сидели у камина, попивая вино, Ворде нашел удобным продолжить прерванную нить своего рассказа.

– Третья ступень великой эволюции души, – так начал старый ученый – ступень, превратившая людей на Дроме в то, чем они являются ныне, принесла с собой исполнение исконного желания человечества, столь же древнего, сколь оно само.

Анналы древней истории сообщают о некоем мистическом здании, возведенном в честь древних богов. Над входом в него были выведены слова: “Познай самого себя!”

Однако исполнить этот призыв было столь же трудно, сколь велико было желание это совершить.

Как мог человек познать себя, не одолев прежде самых первых ступеней в познании воли и в познании души других людей? И лишь вслед за этим началась многовековая работа по разгадке этой величайшей тайны, – работа, которая привлекала все более широкий круг ученых и требовала все более утонченной мысли.

Крупица за крупицей, нескончаемыми усилиями истина, столь долго и горячо ожидаемая, наконец была собрана и явлена на свет.

Мыслительный аппарат души был разобран на тончайшие детали, как когда-то был препарирован головной мозг человека. Теперь появилась возможность сделать окончательные выводы и применить полученные знания к человеку.

Способность самопознания в последние века развилась до такой степени, что сделалась врожденным свойством даже и не слишком духовно развитых людей. Теперь одни только дети да полуидиоты не в состоянии анализировать себя с той же уверенностью, как психику другого человека.

И точно так же, как я читаю в эту минуту мысли твои и Ирид, я могу наблюдать и то, что происходит во мне самом, как ни странно это могло бы показаться человеку древних времен.

Да, мне требуется лишь небольшое усилие известной области мозга, чтобы увидеть самого себя – телесно, физически – вне себя самого.

Сейчас я вижу себя, старого Ворде, немного утомленного, сидящим на стуле напротив и с легкими жестами рассуждающим о доступных вещах. Твое здоровье, брат-близнец! Поживи еще несколько лет и со спокойным сердцем отправляйся на покой.

Старик легко улыбнулся и чокнулся сам с собой. Ирид и я, сколь ни мрачным показался мне этот момент, не могли не улыбнуться в ответ. Мы подняли наши бокалы, и комнату наполнил легкий звон, такой земной и привычный…

Я спросил у Ирид, может ли она так же ясно увидеть себя со стороны. Она с улыбкой ответила, что у них даже дети легко усваивают эту способность одновременно с языком. А вот животные этого не могут. Пес Туру не способен познать самого себя.

“Скажи, а…” – едва слышно пробормотал я. – “И мой друг Маркус тоже этого не может.”

Она взяла мою голову в ладони и с улыбкой поцеловала меня в лоб.

Ворде снова разлил вино и, уютно откинувшись в кресле, продолжил свой рассказ.

– Если в ранние века человек отличался от зверя лишь так называемым разумом, то после своего одухотворения, достигнутого благодаря овладению внутренней волей, благодаря познанию других и, наконец, самого себя, он поднялся на такую высоту, что представить себе его дальнейшее развитие почти невозможно.

И все же, без сомнения, наше развитие еще не закончено. Ибо хотя по видимости наше существо становится все более независимым от материи, одно наше свойство сохранилось неизменным во времени и не затронутым никакими изменениями: это половой инстинкт. В этом отношении мы не отличаемся от животных, как ни убеждаем себя в тонких отличиях от них.

И однако уже сегодня наука обладает достоверными сведениями об элементах этого первого, основного и самого сильного жизненного инстинкта, поэтому можно рассчитывать, что в ближайшие столетия будут совершены открытия, которые позволят достичь одухотворения в таинственной сфере эротики.

Когда же всем людям станет доступна чисто душевная, бестелесная любовь между полами, можно будет счесть, что лестница, восходящая к торжественному катафалку, человечеством пройдена до конца.

Однако Дром вряд ли будет рыдать на похоронах. Когда-то прежде несколько миллионов лет он вращался вокруг Солнца, не имея на себе людей. И в будущем он сможет еще столько же описывать круги вокруг Солнца без пассажиров, пока огонь на нем не угаснет, а вместе с ним и органическая жизнь во всей Солнечной системе. Или, быть может, конец настанет быстрее – в результате столкновения космических тел.