- Ты ногу повредила, Лиза? – взволнованно окликнула я сестру, проходя через калитку.

А сама чуть ли не в панике: а что, если да? Скорую здесь не вызовешь…Рентген не сделаешь…

- Нет, - ответила сестра и отвела глаза в сторону.

Время приближалось к ужину. Вот-вот должны были вернуться с работы Афанасий и его отец. Дарья суетилась возле котлов на магической плите. Интересная, кстати штука. На столе, на четырёх одинаковых невысоких камнях, которые совсем не нагреваются, лежит большой, плоский и гладкий, железный квадрат. По его центру, снизу, подставлен совсем маленький нагревающий магический прибор. Мы всю еду готовим на этой удивительной плите. Я быстро приспособилась: если надо сделать слабее нагрев, отодвигаю котелок подальше от центра. Сейчас Даша все котелки к краю отодвинула. Видимо, всё уже готово и сейчас оставлено, так сказать, в режиме «подогрев».

Мы с Таней накрывали на стол. Свекровь что-то безостановочно бурчала. Лиза спряталась в выделенной нам комнатушке.

Я всё время решала, когда будет лучше поведать, что сегодня начали строительство нашего дома. Думала о том, что скоро смогу уйти отсюда, забрать Лизу и Таню, и довольно улыбалась.

- Она Лизу по спине деревянным черенком от лопаты ударила. Сильно. Очень.

- Как?!

- Сестра несла из погреба кувшин с молоком, этот её, магический, в котором напитки не портятся. Грязь скользкая… Лиза чуть не упала, руками взмахнула, кувшин уронила. А он разбился, даром, что магический. 

Татьяна улучила момент, чтобы рассказать мне о случившемся с Лизой, когда в комнате остались только она, я и Дашка. Меня будто в ледяную прорубь окунули! Бросила на стол ложки, которые собиралась раскладывать, и кинулась к сестре. И, вроде бы, бегом побежала, а сама медленно иду, ноги будто отнимаются, не слушаются.

Лиза лежала на своей лавке, прямо поверх постели, на спине.

- Ты как? – спросила полушёпотом, присаживаясь сбоку от неё, возле коленей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Шевелиться больно. Но я могу встать, если что-то надо… помочь, – девочка начала приподниматься.

- Лежи-лежи, глупая. Скажи лучше, у тебя ноги нормально шевелятся? Слушаются? Дышать не больно? Глубоко вдохнуть можешь? Она тебя по лопаткам ударила? Или по рёбрам попала? – с трудом сдерживая сильное волнение, спрашивала я, а душа в это время корчилась в муках от чувства вины. Это я допустила, чтобы такое случилось с девочкой.

- Машенька, ну ты чего! Не волнуйся так. Ноги шевелятся и слушаются, дышу глубоко. А стукнула меня Дашкина ведьма, из-за того, что я кувшин разбила, по пояснице. Конечно, очень больно, особенно, если наклоняться… Из-за этого, когда в дом вошли, я на большой ящик в прихожей присела, чтобы ботинки легче было снять. Когда поднялась, в глазах потемнело и зелёные мушки появились. В общем, нехорошо мне стало, и я обратно, на ящик, кулём завалилась.

Я наклонилась к сестре, почти легла сверху, опираясь на локти, взяла её прохладные ладони и прижала к своему лбу. Как мне было плохо сейчас! «Удар по пояснице… Перелом, трещина тазовой кости, повреждение позвоночника, ушиб почек, травма мочевого пузыря… Что? Ой, мамочки! Пусть это будет просто ушиб! Главное, в любом случае, обеспечить строгий постельный режим, недели на две-три. А там посмотрим…» - лихорадочно вспоминала всё, что знала о травмах нижней части спины и способах оказания помощи.

- Поэтому я прилегла, – говорила Лиза, будто, извиняясь. - Когда лежу и не шевелюсь – почти совсем не болит.

Я тайком вытерла рукавом набежавшие на глаза слёзы, придала лицу строгое выражение и выпрямилась.

- Послушай меня, Лиза. Не смей вставать, кто бы ни приказал тебе это сделать. Поняла? – я говорила уверенно, пристально глядя сестре в глаза. – Подняться с этой лавки тебе можно будет только тогда, когда я разрешу. Даже на ведро сама будешь ходить только после моего дозволения. Захочешь опорожниться - я или Таня подсунем под тебя большую миску. Пока я не пойму, насколько серьёзно ты пострадала, будешь лежать и не двигаться! И смотри мне, только попробуй не послушаться! Ты же не хочешь остаться калекой на всю жизнь?

Само собой, ужин для больной Таня отнесла к ней в комнату. Свекровь явно заметила, что Лизы нет за столом, но ничего не сказала.

- Афанасий… - начала я разговор, когда мужчины утолили первый голод.

- Да? – зять ужинал и, как кот за воробьём, наблюдал за Дашкой, которая, пока все ели, одна носилась по кухне, то подавая, то убирая, то добавляя, то подливая. Он даже головы не повернул в мою сторону.

- Афанасий! – позвала настойчивее и мужчина, наконец, неохотно обратил своё внимание на меня.

Я встала, чтобы придать значения своей речи и начала говорить.

- Большое спасибо тебе и твоему отцу за то, что вы приютили меня, Лизу и Таню в своём доме. Даже родные люди порой отказывают в помощи своим близким в трудные времена, если не видят в том выгоды. А для вашей семьи мы ещё и роднёй не успели толком стать, а Вы не отвернулись от сирот. Скоро наш дом будет восстановлен, и Вы должны знать, что всегда будете у нас дорогими и желанными гостями. Но…

Мне было трудно продолжать, глядя, как Даша судорожно прижимает к груди половник и смотрит на меня глазами побитой собаки. Я не знаю толком местных традиций… Не наврежу ли ей своими словами? Но оставить всё, как есть, теперь, после того, что случилось с Лизой, не смогу.

- Афанасий, каждый день я с болью в сердце наблюдаю, как твоя мать ругает, бьёт и всячески обижает мою старшую сестру, твою жену. Однажды она даже попыталась утопить её, окунув Дашкину голову в лохань с помоями и удерживая её так. Бедняжку спасло только то, что я случайно вошла в дом. Мне странно видеть, что Дарья не просит твоей защиты. Почему она не делает этого? И почему ты сам не замечаешь, что ей плохо живётся в твоём доме? В самом ли деле есть между Вами любовь?

Даша, потупившись, и устало опустив руки вдоль тела, стояла посреди комнаты и молчала. Свёкор сердито и как-то укоризненно крякнул. Свекровь надулась, покраснела. Она будто с каждым моим словом наливалась гневом, который в любую минуту готов был выплеснуться, заливая потоками возмущённых криков и бранью всех присутствующих. Афанасий вскочил, с грохотом опрокидывая лавку, на которой сидел, грозно насупил брови, открыл было рот, чтобы что-то возмущённо сказать, но я перебила его, повысив голос так, что он зазвенел.