Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мужик был похож на медведя: такой же громадный, неуклюжий, с буро-коричневой бородой и маленькими гадкими глазками.
Я подозревал, что бородатый, так же как и медведь, на поверку может оказаться быстрым и опасным, поэтому приходилось слушаться. По крайней мере сейчас, пока связан.
– Куда пойдём-то? – спросил, кое-как поднимаясь на ноги.
Со связанными руками – это был тот ещё квест!
– На рынок, – охотно пояснил бородач. – Нам раб без надобности, самим бы как-нибудь прокормиться. А чего добру пропадать?
– Воды хоть дайте? – взмолился я.
Вода в комнатёнке была. Здоровенная бадья стояла прямо на полу. Я такую в кино видел. Сверху крышка, на крышке – кружка.
Куда же я всё-таки попал? В сказку? В кино дешёвое?
Я и не надеялся, что мужик даст мне напиться, но бородач зачерпнул воду из бадьи щербатой глиняной кружкой и поднёс к моему лицу.
Похоже, повеселиться захотел.
Пить со связанными руками, когда в тебя тычут здоровенной кружкой – то ещё развлечение. Я весь облился, пока сумел пару раз глотнуть воды.
Бородач заржал и пинком выпер меня из комнаты. Вскоре я вновь шагал по улице, но уже под конвоем.
Девушка тоже пошла с нами. Похоже, бородачу она не полностью доверяла.
Было жарко, болели голова, руки, шея. Варан Яша во мне уснул, и как его вызвать – я не знал. Вот он, может, и мог бы сейчас как-нибудь выкрутиться и удрать, а я – точно нет.
Пока мы шли, связанные руки затекли. Так ведь и без рук можно остаться! Если это, конечно, всё-таки не кино.
Мне было так плохо, что оставалось только радоваться тому, что ведут меня теперь не стражники, а горожане и не к палачу, а на рынок. Как ни крути, а положение моё на одну ступеньку улучшилось.
Ну, продадут. Там, наверное, будут другие рабы – и вот тогда я уже узнаю, где я и что тут происходит. А работы я не боюсь, ещё другим фору дам.
Рукастый человек да со сметкой нигде не пропадёт. Либо сумею себя выкупить, либо, на худой конец, восстание подниму. Как Спартак.
Правда теорию про всякие движущие силы и производственные отношения я уже подзабыл, да и учил я её в школе через известное место. Но с практикой-то как-нибудь разберусь, ага?
Рынок рабов был на задворках рынка обычного – грязного, шумного как среднеазиатский базар.
Он оказался не очень большим, зато тихим. А то я почти оглох, пока мы шли мимо обычного рынка.
На рынке рабов меня загнали на плохо струганный деревянный помост вместе с другими беднягами в ошейниках. Здесь были только мужчины, женщин продавали на другом помосте.
Покупатели и покупательницы ходили, приценивались, изредка задавали вопросы хозяевам или толстому продавцу, что содержал этот маленький рыночек и получал свой процент со сделок.
– Надо было подождать до завтра, – посетовал бородач. – Самый покупатель – он как селёдка, с утра идёт.
– Ну да, жди, жди… – хмыкнула Лабириана, так звали женщину. – Хилкс, братец твой непутёвый, явится – продаст за бесценок, лишь бы опохмелиться.
Я не очень-то прислушивался к их разговору. На помост меня выставили в самый солнцепёк, и голова разболелась ещё сильнее.
Хотелось пить. «Хозяева» мои тихо переругивались. Покупатели приценивались, но услыхав, сколько монет за меня хотят, сразу шли мимо. И за кружку воды я уже готов был отдать почти что угодно.
Чуть легче становилось, когда вдруг прилетал лёгкий бриз. Где-то рядом имелось море. Вот только мне пока не светило на пляж да с холодненьким пивом.
Рабы выглядели измождёнными, и я решил, что выгодно от них отличаюсь. Если бы не цена, меня забрал бы первый же дядька с кривыми зубами. На других рабов он даже не посмотрел.
В руке дядька держал плеть и всё время порывался ею щёлкнуть. Он окинул меня пристальным взглядом, пощупал бицепс, больно прихватив руку, и обратился к Сиону:
– Сколько?
Ответила Лабириана:
– Семь серебряных. Гномьих.
– Ополоумела! Не стоит он таких денег! Тьфу!
Плюнул дядька не куда-нибудь, а мне на босую ногу. И развернулся, чтобы уйти.
– Ещё как стóит! – визгливо крикнула Лабириана ему в спину. – Он молодой, сильный!
На крик обернулась блондинка в бархате, уже, было, прошедшая мимо.
Взгляд её небесных глаз безразлично скользнул по моей бедно одетой хозяйке, потом обратился на меня и сразу стал внимательным и цепким.
Секундное колебание – и она направилась к нам.
Я не понял, что она во мне углядела, потому что сам смотрел не в лицо ей, а чуть ниже: два белоснежных полушария подпрыгивали с каждым шагом, норовя выскользнуть из декольте.
Какие классные сиськи! Вот где в плюс местное средневековье! Лифчиков-то ещё не придумали!
– Сколько хочешь за этого оборванца? – промурлыкал хрипловатый низкий голос блондинки.
– Семь… с половиной, – добавила Лабириана, увидев заинтересованность в глазах покупательницы.
Та нарочито медленно развернулась, одёрнула синее бархатное платье – это в такую-то жару! И сделала вид, что уходит.
Но даже я видел, что это игра.
– Берите за семь! – крикнула Лабриана, и блондинка тут же вернулась назад.
– Пусть зубы покажет! – приказала она.
Лабириана осклабилась:
– Ты его, чай, не орехи грызть присматриваешь!
– Чай не орехи! – рассмеялась блондинка. И повернулась ко мне: – А ну, открой рот, раб! Да шире, шире!
Глава 8. Гарем
Мужик, который не выговаривал букву «эр»,
никак не мог отпроситься у жены на рыбалку.
Рот я, разумеется, открывать не собирался. Сдурела она, что ли, эта блондинка в бархатном платье?
Сион тут же подскочил и полез грязными пальцами мне в рот. Я замотал головой, как лошадь – руки-то связаны.
Блондинка расхохоталась:
– Так он ещё и строптивый? Даю пять серебряных!
– Да он же стоит в два раза больше! – так и взвилась Лабриана. – Да ему нет ещё и двадцати лет! На нём ещё полвека пахать можно! Семь или идите себе мимо!
Я отбивался от бородатого Сиона. Мычал, отбрыкивался. Он вцепился в мою челюсть как клещ. Пришлось дать ему коленом по самому сокровенному.
– А ну отвяжись! – заорал я. – Стоматолог доморощенный!
Сион согнулся от боли, но, не желая сдаваться, начал заходить сзади.
– Иди-иди! – орал я. – Щас я тебя ещё