— И что случилось? — спросил Сорен.

— Пожар. Лесной пожар. Я не думала, что он доберется до нашего дерева, и продолжала сидеть в дупле… А когда дерево все-таки занялось, я попыталась спасти хотя бы одно яйцо. Но… Понимаете, я еще никогда не летала так далеко, и я его… — Она снова разрыдалась.

Толстая болотная сова скорбно покачала головой. Вдруг в дупло просунула голову косматая неясыть:

— Кому тут чайку?

— Вы как раз кстати! Думаю, чашечка чая будет нам как раз кстати!

— Я уронила яйцо… Я не достойна жизни! — простонала Примула.

— Не смей так говорить! — вскрикнул Сорен. — Что за глупости! Все совы достойны жизни, и ты должна жить.

Матрона прервала свое занятие и, склонив голову набок, внимательно взглянула на молодого амбарного совенка.

«Кажется, он уже учится — по крайней мере, он самостоятельно понял, в чем заключается настоящее благородство! Пожалуй, я оставлю его утешать маленькую Примулу и попрошу принести сюда еще одну чашечку молочникового чая».

До конца вечера Сорен оставался с Примулой. Ее стало лихорадить, и в бреду она все твердила о своем маленьком братике, которого, как ей казалось, она убила. Она хотела назвать его Осгудом. Когда бред стихал, Примула лежала неподвижно, часто моргала и тихо спрашивала:

— Как же мама? А папа? Что они подумают, когда вернутся домой, увидят сгоревший лес и не найдут родного дерева? Они ведь будут искать меня?

Сорен просто не знал, что ей ответить. В свое время он и сам постоянно задавал себе эти вопросы.

Перед самым рассветом Примула уснула, и Сорен решил вернуться в свое дупло. Он снова пустился блуждать по дереву, несколько раз свернул не в ту сторону и долго скитался по извилистым коридорам. К счастью, в одном из самых запутанных проходов он повстречал какую-то пожилую пятнистую сову.

— А, ты один из тех новеньких, что прилетели из Ледяных Проливов? — добродушно проухала она.

— Да, только мы сами не из Проливов. Просто нас отнесло туда ветром. Мы летели из Клювов, но потом…

— Ох, бедняжки! Что и говорить, Клювы под силу лишь самым крепким желудкам…

Сорен моргнул: «Что она хочет этим сказать?»

— Меня зовут Стрикс Струма. Вижу, тебе будет полезно заняться навигацией. Кстати, я наставница клюва навигаторов. Скоро светает, так что советую тебе поскорее вернуться в дупло. Если будешь вести себя тихо, то услышишь арфу мадам Плонк. Под ее музыку так приятно засыпать, а уж голос у нашей мадам Плонк просто изумительный.

— Что такое арфа? Что такое музыка? — выпалил Сорен. На память ему тут же пришли отвратительные песни, которые распевали совы в Сант-Эголиусе. — Неужели здесь тоже занимаются этой гадостью?

— Ну и вопрос! Это очень трудно передать словами. Послушай и сам все поймешь.

Когда Сорен вернулся в дупло, его друзья уже пили молочниковый чай.

— Это какое-то чудо, Сорен! — бросилась к нему Гильфи. — Представляешь, домашние змеи принесли нам чай прямо на своих спинах!

— Это место просто создано для меня! — светилась от счастья миссис Плитивер. — Уж здесь-то я пригожусь!

Все были довольны и счастливы — все, кроме Сумрака.

— Ну конечно! Я ведь не убивал этих двух извергов из Сант-Эголиуса, не сражался с воронами, не рвал глотку рыси! Нет, я мирный совенок, который будет всю жизнь послушно сидеть на хвосте и пить поданный змеями чай! — бушевал Сумрак, угрожающе раздуваясь.

— А чего бы ты хотел? — хмыкнула Гильфи.

— Я думаю, нам надо потолковать с главными совами — с Вороном и Барран. Сдается мне, они не представляют себе реальной опасности. Все эти мелкие стычки на границах не идут ни в какое сравнение с угрозой Сант-Эголиуса. Вы слышали, что говорила эта мисс Задавака? Нет, ничегошеньки они тут не знают и не понимают! Зато мы все знаем! — он обвел дупло своими желтыми глазищами. — Верно я говорю?

— Ты имеешь в виду умирающую неясыть? «Вы еще пожалеете», да? — шепотом заметил Копуша.

Они никогда не обсуждали между собой последних слов умирающего, но каждый понимал, что неясыть говорил о какой-то опасности, намного превышавшей угрозу Сант-Эголиуса.

— Угу-у-у, — задумчиво протянул Сорен. — Наверное, надо рассказать об этом королю с королевой. Но не сейчас. Уже занимается день. Пора спать.

Дупло было выстлано мягчайшим мхом и нежным пухом.

Сорен подошел к круглому отверстию в стене, чтобы взглянуть на рассвет. Последние ночные звезды только что погасли, и небо начало окрашиваться нежной розовой зарей. Бесчисленные изогнутые ветви Великого Древа Га'Хуула вздымались вверх, словно приветствуя новый день.

— Этот рассвет, — еле слышно проговорил Сорен, обращаясь к миссис Плитивер, — почему-то напоминает мне маму.

— В самом деле, милый! — закивала змея, уже свернувшаяся в уютное колечко в уголке дупла.

А когда совята устроились на ночлег, по Великому Древу Га'Хуула полились самые нежные, самые волшебные и неземные звуки, а потом прекрасный голос запел:

Ночь прошла, погасли звезды В небесах.

Тьма растаяла, как дымка.

На холмах.

Розовеет уже утра

Нежный свет,

До зари вечерней

Ночи с нами нет

Спать ложитесь,

Дайте крыльям отдохнуть.

Завтра ночью вновь начнется

Долгий путь.

Пусть покоен будет день ваш,

Сладок сон.

Глаукс — ночь,

У дня и ночи свой закон.

Час пробьет —

Ночь придет

По полям, по цветам,

Сумерки вернутся к нам.

Это дерево — наш дом,

Мы здесь живем.

Мы свободны и свободными умрем.

Пусть покоен будет день ваш,

Сладок сон.

Глаукс — это ночь.

У дня и ночи свой закон.

Никогда еще Сорен не испытывал такого умиротворения.

— Копуша, Сорен, Гильфи, вы спите? — окликнул их Сумрак.

— Почти, — отозвались Копуша с Сореном.

— Как вы думаете, когда нам выдадут боевые когти?

— Понятия не имею. Не беспокойся, всему свой срок. (Спокойного дня, — сонно ответил Сорен.

— Спокойного дня, Сумрак, — подхватил Копуша.

— Спокойного дня, Сорен, — пискнула Гильфи.

— Спокойного дня, Гильфи, — прошептал Сорен и прибавил: — Спокойного дня, миссис Плитивер.

Но миссис Плитивер уже крепко спала.