После суда их втроем отправили отбывать срок в одну колонию «строгого режима», где сидели первоходки. Подобная удача случается редко, так что в колонии они держались вместе, и последние шесть лет, освоив профессию столяра, сколачивали в промзоне срубы.

Самый старший, тридцатипятилетний Прохоров Николай, вне всякого сомнения был у них лидером. После окончания школы окончил Санкт-Петербургский военно-морской институт и служил на Балтийском флоте. Из училища и из мест службы получил самые лестные характеристики, за которые можно было вполне представить к награде. Особо выделялись его старательность, умение находить компромиссы и недюжинная воля. В общем, все то, что требуется для настоящего командира.

Парень был сфотографирован в рост. Лицо открытое, простое, без каких-то особых примет: светло-голубые глаза, в глубине которых пряталась легкая смешинка, смотрели прямо в объектив, нос с легкой горбинкой, как после перелома, губы полноватые, придававшие ему добродушный вид.

А в целом обыкновенное славянское лицо, какое можно встретить и в винном магазине, высматривающее выпивку попроще и подешевле, и в столичном офисе в центре Москвы за длинным директорским столом. Такой человек с его организаторскими способностями мог заполучить у судьбы гораздо больше, чем сидеть за колючей проволокой и тесать срубы неведомым заказчикам.

На допросах Прохоров не увиливал, признался, что именно он являлся организатором убийства, а двое его подельников выполняли его распоряжение под угрозой расправы. Впоследствии на суде это сыграло свою роль, сроки они получили поменьше. Так что же их заставило бежать, когда двоим до условно-досрочного освобождения оставалось всего-то год с небольшим?

Открыв второе дело, Покровский увидел фотографию молодого мужчины. Аркадий Денисов. Черты лица тонкие, правильные, такого человека легко представить за клавиатурой компьютера или держащего в руке скрипку со смычком, если, конечно, не знать того, что он осужден за убийство, темно-карие глаза взирали с некоторой долей наивности. Насторожить могли лишь тонкие губы, сжимавшиеся в прямую строгую линию. Такие люди никогда не бывают открытыми, они именно из тех, о ком говорят: «Себе на уме». Их души с двойным дном, подобно китайской шкатулке — открыл крышку, а внутри прячется точно такой же сундучок с сюрпризом. А что в нем лежит, опять тайна! Опасен и непрост. Подобные ему часто находятся в тени, но нередко именно они являются мозговым центром и организаторами самых хитроумных преступлений.

Полистав страницы, Афанасий даже не удивился своему открытию.

Так оно и есть, Аркадий Денисов сдал своих подельников во время первого же допроса, в деталях рассказав, как произошло убийство, и попутно свалив вину на более старшего, на Николая. Таким образом он сумел выторговать себе меньший срок.

На очереди было третье дело в белой затертой папке. Перевернув первую страницу, Афанасий увидел снимок молодого мужчины двадцати восьми — тридцати лет. Простоватое лицо деревенского увальня со светло-серыми глазами. Такого парня легко представить сидящим на завалинке и лузгающим в компании приятелей семечки. Нижняя губа капризно изогнута. В этой группе он самый младший и идеально подходит на роль исполнителя. На снимке, выполненном в рост, парень выглядел нескладным и каким-то затюканным. Такие люди, как он, всегда ведомые, даже преступления они совершают «за компанию». Ориентированные на лидера, они, как крохотные рыбки, всегда следуют за рыбой-лоцманом, довольствуясь остатками от обильной трапезы. В камерах бывают «шнырями» и «шестерками», а на воле им поручают самую черную и неблагодарную работу, скидывая порой на них собственные преступления. Если троица все-таки решится разделиться, так он будет первым, кого удастся изловить.

Чего же ожидать от них в этот раз? Ведь вольный воздух и отсутствие всяких запретов у кого угодно может снести «крышу».

Покровский вышел во двор. Дом, куда его определили, был вполне просторный, с небольшим садом, поросшим шиповником и малиновыми кустами. В глубине, спрятавшись среди низкорослых яблонь, стояла приземистая крепко сколоченная банька. Молодая хозяйка во время короткого ужина, лукаво посматривая на столичного постояльца, предлагала затопить баньку и, будто бы в шутку, изъявила желание попарить его венечком.

Афанасий не был ханжой и даже где-то подозревал, что к миловидной женщине его определили далеко не случайно, полагая, что между ним и хозяйкой может что-то завязаться, но не торопился делать шаг навстречу, понимая, что даже ночное баловство приводит к определенным обязательствам. А потому, не замечая плутоватых женских глаз, принял горячий душ и, уже распаренный, вновь взялся за изучение дел.

Ночь была темная и невероятно звездная, какая бывает лишь в тайге, удаленной за тысячи километров от смога и больших городов. Казалось, что на небе видна каждая звездочка. Картину портили лишь сторожевые вышки колонии, расположившейся в трехстах метрах от крыльца.

Когда-то Афанасий всерьез интересовался астрономией и даже подумывал поступать на физический факультет, но в самый последний момент отнес документы на юридический, за компанию с одноклассницей Настей, которая ему очень нравилась. С той девушкой у него так ничего и не сложилось. Их отношения не зашли дальше поцелуев на лестничной площадке. Она вышла замуж через два года за его друга, и их троица, столь знаменитая на курсе, разом развалилась. Именно тогда начался новый этап его молодости, где он нещадно «утруждал» молодой здоровый организм многими излияниями и любовными упражнениями, побывал едва ли не во всех женских общежитиях Первопрестольной, что, впрочем, не помешало ему блестяще окончить юридический факультет, откуда он прямиком направился в Следственный комитет.

Через приятелей до него доходили скупые новости о Насте: у нее все прекрасно (и слава богу), живет она в счастливом браке и лишь иногда вспоминает того несчастного мальчишку Афанасия, который после каждой сданной сессии назойливо звал ее под венец. Покровский старался ее забыть. Кто бы мог подумать, что юношеская привязанность может так жестоко ранить и окажется столь крепкой, но получалось плохо, и нередко в минуты наивысшей тоски ему виделась светлолицая девочка с серыми глазами. Жениться бы, забыть прошлую напасть, но не получалось. Женщины, стремившиеся скрасить его одиночество, подле него надолго не задерживались, обиженные показным равнодушием, уходили к другим, к тем, кто потеплее и подушевнее. Ему же оставалась лишь работа, в которую он вгрызался, подобно каменной губке в гранитную твердь.

Афанасию очень хотелось увидеть Настю, и в то же самое время он опасался возможной встречи, полагая, что от прежнего юношеского идеала останется лишь расплывчатая оболочка располневшей и погрубевшей лицом женщины. Но когда через пятнадцать лет они собрались всем курсом — взволнованные, радостные, богатые переживаниями, накопленными за последние годы, — он увидел прежнюю девушку, которую когда-то любил. Правда, она стала старше, в глазах, прежде чистых и ясных, обозначилась житейская грусть, но оставалась по-прежнему привлекательной, и, быть может, даже больше, чем в юношеские годы. Ее супруг, совсем недавно ставший областным прокурором, вскоре захмелел за обильным столом однокашников и, оперевшись о стальное плечо водителя, был препровожден в служебную машину. Последующие два часа они провели вдвоем, за одним столом, вспоминая беспечное юношеское житье, так и не признавшись друг другу в том, что совершили ошибку, разбежавшись в разные стороны.