– Здорово, даже не верится, – соглашаюсь я.

– А потом я стал думать, – воодушевляется Грушкин. – Уже не для фирмы, для себя. Вам, конечно, знакомо понятие «золотой миллиард»?

– В общих чертах.

Серый котяра вальяжно прогуливается по комнате, затем вдруг вспрыгивает мне на колени, требуя ласки. Чешу его за ухом и внимаю взволнованным речам Роберта.

– Это совокупное население самых богатых стран. Получается, что пятая часть человечества потребляет две трети мировых запасов сырья. И живет соответственно, с жиру бесится, фермерам доплачивают за недопроизводство еды, а в бедных странах люди с голоду мрут. Если по Марксу, то теперь капиталистическая эксплуатация сменилась геополической, вот в чем штука. А соль этой эксплуатации в дешевизне сырья и дороговизне технологий. Но кто сказал, что это правильно? Кто установил эти цены, и насколько они оправданы? Ведь технологию можно купить, разработать самим, слямзить наконец. Сегодня у страны этой технологии нет, а завтра будет. Но если у страны нет сырьевых ресурсов, их не будет уже никогда. Технология никуда не денется, разве что устареет. А вот сырьевые ресурсы рано или поздно оскудеют. Вывод?

Внутренне я давно увял от скуки. Грушкин оседлал любимого конька и самозабвенно токует. На его риторический вопрос даю единственно возможный ответ:

– Я вас внимательно слушаю.

– Очень просто. Нужен пересмотр мировых цен. Чтобы сырье стало дорого, технологии дешевы. Ну, если на такое замахнется какая-нибудь банановая республика, там живо скинут президента, чтобы диктатора вроде Пиночета поставить во главе страны, и все будет по-старому. А вот если о пересмотре цен объявит Россия, естественный лидер сырьевых стран, да еще с ядерными стратегическими ракетами? Ведь тогда золотому миллиарду крышка, понимаете вы это?

Роберт делает театральную паузу. Пресытившийся тактильными удовольствиями кот спрыгивает у меня с коленей и направляется к своей миске в углу. Я качаю головой и скептически хмыкаю.

– Неужели вы думаете, что такое сейчас возможно?

– Вполне. Во-первых, Россия безусловно лидирует по всем шестидесяти позициям стратегических ресурсов. И во-вторых, это непотопляемый ракетоносец, который трогать никому не рекомендуется.

– Я имею в виду политическую обстановку…

– При сегодняшнем компрадорском правительстве Россия так не поступит, ясное дело, – невесело соглашается Грушкин. – Но политика предательства национальных интересов уже себя исчерпала. Рано или поздно в России придут к власти другие лидеры. Патриоты в лучшем смысле слова. Тогда и в Латвии, кстати, наведут порядок.

– Вы уверены? – внутренне настораживаюсь я. – Каким образом? Силой?

– Зачем же силой, Латвия зависит от России, так сказать, всеми потрохами. Тут все развалено, и промышленность, и сельское хозяйство, экономика держится лишь на двух китах: банковском деле и реэкспорте. А основная статья экспорта – что бы вы думали? Дизельное топливо. Это ж прямо арабский эмират какой-то, а не прибалтийская страна. Ну, и восемьдесят процентов банковского капитала здесь имеет российское происхождение. Только вот эта кормушка теперь, кажется, накрылась. Знаете, почему?

– Понятия не имею.

Грушкинскому трепу не видно конца, и никак не удается перевести разговор на единственно интересующую меня тему, покойного Пугачева.

– Если из России вывезено на Запад двести миллиардов долларов, то из Латвии десять, – начинает важным тоном Грушкин, вертя в пальцах проводок слухового аппарата.

– У вас устаревшие данные, – возражаю я.

– Неважно, три года назад соотношение было именно таким, – отмахивается Грушкин. – Сейчас я просто не могу регулярно отслеживать этот процесс, нет денег на газеты. Так вот, если сопоставить эти цифры, что получается?

– И что же?

– Население Латвии в семьдесят пять раз меньше российского. В пересчете на душу населения из России вывезено тысяча триста долларов, а из Латвии пять тысяч долларов. Это что, значит, Латвия зажиточнее России в три и восемь десятых раза? Дудки, просто здесь перевалочный пункт. Эдакий маленький финансовый краник, через который кремлевские дерьмократы качают на Запад уворованное. Очень удобно: вдребезги враждебная республика, где удобно прятать концы в воду.

Подавшись вперед, Грушкин грозит кому-то незримому пальцем.

– Только теперь эта малина кончилась, она потеряла свою актуальность. Страна давно разворована, и новых олигархов не трэба. А правительство обеспокоено тем, что российские сотни миллиардов инвестированы через банки в экономику Запада. Так что роскошная жизнь для здешних паразитов скоро закончится, уверяю вас.

– Да, у бизнесменов тут дела идут все хуже, – ухитряюсь вставить я. – Есть уже один характерный симптом. Художники жалуются, что спрос на картины упал, ну и цены соответственно…

Реплика попала в точку, и разговор начинает вращаться вокруг здешних живописцев. Со многими из них Грушкин дружит, он в молодости баловался акварельными пейзажами, сохранив до сих пор тягу к людям искусства. Он подробно перечисляет своих знакомцев, а я, в свою очередь, поминаю попутчика Юру, от которого узнал об убийстве Пугачева, и делюсь впечатлениями о сегодняшних похоронах.

– Ужасный случай, – кивает Роберт. – У него ведь жена с маленьким ребенком… Знаете, я был у него накануне убийства, да. Книжку отнес, он мне дает почитать что-нибудь из новенького, нынче книги дороги бессовестно, мне не по карману…

– По слухам, его убили террористы. Не пойму только, с какой стати.

– Ого, вот оно что! – удивляется Грушкин. – А мы весь вечер говорили про эту самую «Черную звезду», спорили…

– Даже так? Неужели?

Впрочем, Роберта понукать не нужно, его словоохотливость не ведает границ.

– Я у него застал компанию, – охотно рассказывает он. – Его очередная девушка, Лара, она в какой-то редакции работает, кажется. И еще какой-то парень, Гера, я его впервые видел. Илья говорил, что эти террористы молодцы, что он их понимает, ему так все тут омерзело, что сам готов взять автомат в руки. Шутил, дескать, его часто спрашивают, не родня ли ему Алла Борисовна, а он-де потомок Емельяна Пугачева. Лара ему возражала, мол, терроризомом ничего хорошего не добьешься. Я ее поддерживал, такие методы для меня неприемлемы, а Гера, тот молчал весь вечер, хмурый был и все налегал на мартини.

– Лару я сегодня видел на кладбище, рыженькая такая, – говорю я. – А Гера этот низенький, плечистый, на штангиста похож?

– Да, верно. Откуда вы его знаете?

– Он с ней сегодня был на похоронах.

Еще покалякав немного о том, о сем, я откланиваюсь. Грушкин просит заходить еще, благодарит за беседу, что естественно. Для одинокого человека благодарный слушатель драгоценен. Спохватившись, Роберт предлагает поужинать вместе, однако мне совесть не позволяет объедать его.