– Женское белье большого размера.

Примерить белье можно было тут же, у сеточной ограды рынка. Для этого великанша доставала из-под коробки покрывало и им загораживала покупательницу. Впрочем, никакого покрывала не хватало, чтобы прикрыть оголяющуюся покупательницу, размером не меньше продавца. Но это никого не смущало.

К четырем у нас осталось несколько куцых елок, которые никто не брал даже со скидкой. Глядя на то, как закрывают ворота рынка, мы согласились друг с другом, что работа у нас, пожалуй, ничего.

Вторая половина следующего дня проходила так же весело. Ассортимент елок обновили. Мы получили и разделили процент с продаж. Так как начались школьные каникулы, людей на рынке стало еще больше, подтянулись жители ближайших деревень со своими чадами. К армии торговцев у входа добавились колхозники с домашней птицей. Ее охотно разбирали к новогоднему столу.

В какой-то момент Игорь, пользуясь затишьем, ушел в туалет, а я наливала себе чаю из термоса.

– Елку, елку спер! – закричал мужичок с гармошкой.

Я повернулась и увидела, как из ворот рынка, взвалив деревце на плечо, выбегает долговязый человек.

– Беги, я посмотрю, – высунулась из своей палатки продавщица джинсов.

Я бросила на снег кружку и термос и ринулась в погоню.

Долговязый уже отбежал на порядочное расстояние, и я поняла, что силы неравны: несмотря на елку на плече, долговязый бежал, расставляя ноги как гигантский циркуль, я в трех штанах развивала скорость колобка. Пришлось вернуться ни с чем. У елок ждал Игорь. Я только развела руками.

Мы боялись, что стоимость елки вычтут из нашей зарплаты, но Саша на следующий день только рассмеялся:

– Долговязый, говоришь? Бывает.

До Нового года оставалось три дня. В праздничной суматохе рынка мы позабыли вчерашнее происшествие. Елки расходились быстро. Покупатели благодарили нас и угощали конфетами за то, что «помогаем родителям». Мы запивали конфеты чаем.

И вот опять Игорь отходит от елок. И опять я остаюсь одна. И опять мужичок с гармошкой кричит:

– Елку, елку спер!

Уже как-то привычно кивает мне женщина из джинсовой палатки. Великанша с бюстгальтерами сочувственно смотрит на меня, но ничего не может сделать – она, расставив руки, старательно прикрывает одеялком с оленями очередную покупательницу.

В спину мне звучит развеселое:

– Мы сидели с милкой рядом, толковали горячо. Она выбила мне зубы, я ей вывихнул плечо!

И взрыв смеха за спиной.

Сочувственно размышляя о влюбленных, покалечивших друг друга ни за что ни про что, я нагоняла своего врага. Он бежал к автобусной остановке на Горького, складывались-раскладывались ноги-циркули. Но, как назло, подошел автобус. Вор с елкой ловко запрыгнул в него и был таков.

Второй раз Саша уже не смеялся.

– Тот же самый? И вы его не узнали?

Пришлось признать, что сначала даже не заметили.

– Спишем как брак, но вы смотрите внимательнее.

Два следующих дня елочный вор не появлялся. Настало тридцать первое декабря.

Рынок сегодня работал только до трех. Покупатели сметали все, что видели. Поредели пестрые ряды палаток с одеждой. Подвыпившие продавцы ходили в гости в соседние палатки. Ближе к закрытию на покупателей уже никто не обращал внимания.

Многие из челноков, как мы называли владельцев палаток, рано или поздно спивались. Они без выходных ездили за товаром – кто в Алмату, кто в Омск, кто в Китай, своими руками таскали с места на место по нескольку тридцатикилограммовых сумок. Это был адский труд на морозе, жаре и в поездах. Но сегодня был праздник. Все веселились и предвкушали раннее возвращение домой, шампанское, жареную курочку и оливье.

И тут появился наш тощий елочный вор. На ровном месте, в сутолоке: играла гармошка, шуршали туда-сюда посетители, зазывала «на бюстгальтеры» огромная женщина.

– За сто двадцать отдадите? – в десятый раз спрашивала назойливая тетка, потрясая перед нами маленькой елочкой.

Мы стояли и смотрели друг на друга. Был он в самом деле долговязым, с худым лицом, вдоль которого висели шапкины уши. Если бы не рост, на улице внимания не обратишь. Он не мигая смотрел мне в глаза и протягивал руку за елкой. Медленно обхватил ствол и потянул елку к себе. Все еще загипнотизированная его наглостью, я не шевелилась.

Долговязый тем временем ловко (сказался опыт!) закинул елку на плечо, развернулся и бросился бежать.

– Елку, елку спер! – заорала я и бросилась следом.

– Ленин, Ленин, открой глазки: нет ни хлеба, ни колбаски. Нет ни мяса, ни винца, хрена нет для холодца!

На этот раз у долговязого была фора поменьше. Великанша с бюстгальтерами сразу поняла, что к чему. Она сняла с ноги валенок и, размахнувшись, бросила его вслед елочному вору. Валенок описал в воздухе кривую и ударил вора по спине. Но это, кажется, только добавило ему скорости. Он складывался-раскладывался к остановке. За спиной я услышала Игоря – он бросил елки и собирался взять реванш. Со стороны Васильковки показался автобус. Желтый пазик подошел к остановке одновременно с долговязым. Тот успел вскочить на лестницу, однако я вцепилась в елку и тянула на себя. Подоспевший Игорь схватил и тянул к себе ветку. Все происходило в молчании, мы втроем только пыхтели.

– Заходить будем? – крикнул нам водитель.

Долговязый ловко вытянул руку и ударил Игоря в грудь. Тот упал на спину. Двери медленно закрылись, оставив торчать одну ветку. Я держалась за нее до последнего, проскользила вместе с автобусом пару метров, но он заревел и оставил нас среди горстки сосновых иголок, да в варежке Игоря оказалась нежная верхушечка сосновой лапы. Когда автобус скрылся за поворотом, Игорь плюнул и бросил на снег ни в чем не повинную верхушечку.

Из зарплаты эту последнюю елку нам все-таки вычли. Подозреваю, что Саша перестал верить рассказам о таинственном елочном воре. Но мы все равно заработали по тогдашним меркам приличные деньги. Мы так и не узнали, кем был долговязый и для чего ему понадобились три елки.

* * *

Каждый год тридцать первого декабря мы с Игорем созваниваемся, поздравляем друг друга с наступающим и хвастаемся по видеосвязи детьми и наряженными елками. И когда порции поздравлений и восхищений подходят к концу, голосим:

– Елочки, подходим, покупаем елочки! Большие – по триста, маленькие – по стописят!

И громко, неприлично ржем.

– Вы не заявили в полицию? – искренне удивлялся Кирилл.

– Тогда была милиция. Даже в голову не приходило.

– Кто это все-таки был, как думаешь?

– Скорее всего, городской сумасшедший. Хотя, знаешь, мне нравится думать, что какой-нибудь местечковый Робин Гуд, который крал елки и отдавал бедным семьям, чтоб порадовать детишек.